Карса взглянул на ратидских женщин.

– А вы покажите нам, на что способны. И не советую нас разочаровывать.

Из хижины вышел Байрот. Он удовлетворенно кивнул другу.

Вздохнув, жена вождя вытолкнула вперед свою дочь.

– Нет, – сказал Карса.

– Разве ты не хочешь ребенка от моей дочери? – удивилась ратидка. – Ведь первой, кто возляжет с тобой, достанется самое сильное семя.

– Моего семени хватит на всех. А ты сама никак уже вышла из детородного возраста?

Женщина покачала головой.

– Карса Орлонг, – прошептала она, – ты сам побуждаешь моего мужа проклясть тебя. Ты не знаешь, каков он в ярости. Он сожжет кровь на каменных губах Имроты.

– Меня не волнует твой муж. – Карса спешился и подошел к супруге вождя. – А теперь веди меня в свой дом.

Женщина попятилась.

– Умоляю тебя, воитель, – только не туда! Пойдем в любую другую хижину.

– Нет, мы пойдем в дом твоего мужа! – прорычал он. – И довольно уже слов.

Незадолго до наступления сумерек Карса повел на ложе свою одиннадцатую женщину из клана ратидов. Ею была дочь вождя. Ни воителю, ни Байроту с Делюмом не понадобилось подкреплять свою прыть кровавым маслом. Байрот приписывал это особой мужской силе уридов, хотя Карса подозревал, что основная заслуга здесь принадлежит ратидкам. Отчаяние заставило их выказывать чудеса страсти. И все же никто из троих захватчиков не хотел признаваться, что оплодотворение последних женщин далось им с трудом.

Внутри дома было сумрачно. В очаге переливались тлеющие угли. Карса плотно закрыл дверь и опустил задвижку. Дочь вождя внимательно рассматривала юношу. Однако страха в ее глазах не было. Только любопытство.

– Мать говорила, что ты на удивление нежен.

Карса тоже глядел на девушку.

«Совсем как Далисса, и в то же время – она… другая. Далисса подобна темному колодцу, а эта больше напоминает журчащий ручеек».

– Раздевайся, – велел он дочери вождя.

Та послушно сбросила с себя тунику, сшитую из цельного куска шкуры.

– Если бы ты начал с меня, Карса Орлонг, твое семя укоренилось бы во мне. Сегодня день, когда мое колесо времени повернулось. А теперь – я даже не знаю.

– Ты бы гордилась, если бы носила под сердцем моего ребенка?

Вопрос этот удивил девушку, а самого Карсу немало изумил ее ответ:

– Вы поубивали не только наших стариков, но и детей, способных в будущем дать потомство. Пройдет не один век, прежде чем наше селение возродится. А может, оно вообще никогда не возродится. Если вам удастся уйти, то наши воины от бессилья обратят свой гнев друг на друга или даже на нас, женщин.

– Что значит, «если удастся уйти»? Ложись на место своей матери! Нет на свете такой силы, которая бы сумела остановить Карсу Орлонга. – Он склонился над девушкой. – Ваши воины не вернутся. Жизнь вашего селения закончена, зато внутри многих из вас начнут созревать семена уридов. Отправляйтесь жить в наш клан. Ты, твоя мать и все остальные, – идите в селение, где я родился. Ожидайте моего возвращения. Растите ваших детей… моих детей настоящими уридами.

– Твои речи слишком дерзки, Карса Орлонг.

Юноша начал стаскивать с себя одежду.

– И не только твои речи, – продолжала дочь вождя, глядя на него. – Похоже, мы обойдемся без кровавого масла.

– Кровавое масло мы прибережем до моего возвращения.

Карса придавил ее своим телом. Девушка вздрогнула.

– И ты даже не желаешь узнать мое имя?

– Нет, – резко ответил Карса. – Я буду звать тебя Далиссой.

Он не увидел стыда, вспыхнувшего на милом личике юной ратидки, и не почувствовал тьмы, которая ворвалась ей в душу вместе с его словами.

Семя Карсы Орлонга укоренилось в ней, как прежде укоренилось и в ее матери.