– Да. Таков уж он… Так что по поводу диска?

– А у вас самих никаких версий?

– Ну… – протянул я и в следующие несколько минут коротко изложил соображения, родившиеся на свет в процессе беседы с Серегой.

Рудольф опять выказал неторопливость. Он допил кофе, аккуратно вытер салфеткой губы и после этого довольно констатировал:

– Неплохо.

– Если насчет кофе – то я согласен, – сделал комплимент я.

– Нет, не насчет кофе. Хотя кофе, конечно, тоже неплох. Плохого я у себя не держу.

У меня не было оснований в этом сомневаться, поэтому я терпеливо слушал дальше.

– Все, что я могу, – продолжил Рудольф, – это подбросить к вашим версиям парочку своих.

– И все? – я отказывался верить в то, что услышал; мне казалось, что версий уже предостаточно; хотелось определенности.

– И все, – кивнул Рудольф. – По первому вашему вопросу. Я не знаю, кто мог снять эту вакханалию. Я знаю людей, занимающихся порносъемками. И из тех, кого знаю, – никто на таких сюжетах не специализируется. У нас таких мастаков нет.

– У нас?

– У нас, у нас, – с ухмылочкой подтвердил Рудольф. – То есть садомазохизм у нас снимается. Но обычный – игры с плеткой или нанесение кровоточащих царапин, но… кромсание… Нет. Могу сказать со всей определенностью. А вот на некоторых западных киностудиях что-то подобное делается. Так называемый супертяжелый секс. Снимают очень мало. Потому как категория таких извращенцев незначительна. Слишком, я бы даже сказал, индивидуально снимают.

– Но ведь это снято не там, – я неопределенно махнул рукой и слегка повысил голос.

– Я и говорю – не знаю, – Рудольф перевел дыхание и перешел к следующему. – По второму вопросу. Кто снят, мне неведомо. А под маской гориллы может быть кто угодно. Маска слишком часто встречающийся реквизит в таких ситуациях.

Рудольф внимательно посмотрел на меня, будто оценивая – дошли до меня его слова или нет.

– А теперь о версиях. У кого возникло предположение насчет окна? У Сергея?

– Не совсем, – сказал сущую правду я. – Серега высказал мнение, что снимали через стекло. Окно – мое соображение.

– Ага. Тогда понятно.

– Что понятно?

– Ход мыслей ваших понятен, – подвел черту Рудольф. – Стекло – это одно. Небольшая матовость, в отдельные моменты блики – это ясно. Это логичное умозаключение.

Кажется, Рудольф собирался выставить меня в нелестном свете. Вот лысый порноделец.

– Вы не думайте, – счел необходимым оговориться он, – я не хотел вас обидеть. Я просто говорю очевидные вещи.

– И какие же они очевидные?

– Вы прислушивались к звуку на диске?

– К звуку? Звук как звук, – пожал плечами я.

– В том-то и дело, – довольно резюмировал Рудольф. – Звук нормальный. А если бы запись шла через окно – скорее всего, звука не было бы никакого. В крайнем случае, не при записи через любительскую камеру.

– Может, окно было открыто? Или форточка, – высказал предположение я.

– Если бы было открыто окно – это попало бы в кадр. А при одной открытой форточке звук все равно будет не тот. Поверьте уж мне…

Он запнулся. И мне показалось, что он хотел добавить: «старому порносъемщику». Но, видно, постеснялся. И я злорадно усмехнулся. Верить я ему не собирался. Доверие в наше время слишком большая роскошь. А вот здравые суждения послушать – это пожалуйста.

– Тогда через какое стекло могли снимать? – не выдержал я.

– А вот этого я не знаю. Думайте. Решайте.

Ага. «Думайте сами, решайте сами…»

– И еще, – торопливо проговорил Рудольф, словно испугавшись, что ему могли не дать закончить. – По поводу того, что герои сюжета могли не знать о съемке… Не обязательно оба могли не знать. Вполне возможно, только девушка. Она могла не догадываться о своей участи. А вот этот… в маске гориллы – этот вполне мог знать… Но то, конечно, в том случае, если съемка производилась натурально. Вы меня понимаете?