– Я думала, это отец, – сказала красавица с приятным шведским акцентом. – Вы хотите видеть его? Он в городе, и я жду его с минуты на минуту.

Мак-Мурдо продолжал смотреть на нее, не скрывая своего восхищения. Под властным взглядом незнакомого человека она опустила глаза.

– Я не тороплюсь, – наконец сказал Джон. – Мне рекомендовали ваш дом, и я думал, что условия жизни в нем годятся для меня. Теперь я в этом уверен.

– Вы быстро приходите к заключениям, – с улыбкой сказала она.

– Только слепой не поступил бы так же, – ответил Мак-Мурдо.

Эта любезность заставила ее засмеяться.

– Входите, сэр, – сказала она. – Я – мисс Этти, дочь мистера Шефтера. Моей матери нет в живых, и хозяйством заведую я. Посидите возле печки в первой комнате и дождитесь отца. Да вот и он, вы можете условиться с ним.

По дорожке шел коренастый старик. В нескольких словах Мак-Мурдо сказал ему, в чем дело. Знакомый Джона Мерфи дал ему адрес Шефтера, сам узнав его еще от кого-то. Старый швед согласился принять нового жильца. Мак-Мурдо не торговался и сразу принял все условия, по-видимому располагая большими деньгами. За двенадцать долларов в неделю (внесенных вперед) хозяин дома обещал ему предоставить комнату и полное содержание. Вот таким образом Мак-Мурдо, по собственному признанию, бежавший от суда, поселился под крышей Шефтеров. Это был первый шаг, которому предстояло повлечь за собой длинный ряд событий, нашедших свой конец в далекой стране.

Глава II

Глава ложи Вермисы

Где бы ни появлялся Мак-Мурдо, окружающие быстро запоминали его. Через неделю он стал самым видным лицом в доме Шефтера. В меблированных комнатах старого шведа было еще десять – двенадцать жильцов – честные старосты рабочих или приказчики из местных лавок, еловом, люди другого калибра, нежели молодой ирландец. Когда они собирались по вечерам, Джон первый находил удачную шутку, прекрасно рассказывал, отлично пел, вообще, казался человеком, рожденным для общества. От него веяло магической силой, которая поднимала настроение у окружающих. Тем не менее ирландец порой проявлял способность впадать в неудержимый гнев, и это породило в его соседях по дому Шефтера уважение и даже страх. Он не скрывал своего глубокого презрения к закону и ко всем его служителям, что восхищало одних из его слушателей и приводило в трепет других.

С самого первого дня Мак-Мурдо стал ухаживать за прелестной мисс Этти, не скрывая, что она покорила его сердце с первого взгляда. Медлить Джон не любил. На второй день молодой ирландец признался в любви и потом постоянно твердил красавице о своем чувстве, не обращая никакого внимания на ее ответы, которыми девушка старалась лишить его надежды.

– Нашелся другой? – говорил он. – Тем хуже для него. Пусть остерегается. Неужели я из-за какого-то другого упущу свое счастье? Говорите «нет» сколько вам угодно, Этти; наступит день, когда вы скажете «да». Я достаточно молод, чтобы ждать.

Он был опасным человеком с увлекательными речами и ласковым обращением. Кроме того, его окружал ореол таинственности и неведомых приключений, а это возбуждает в женщине сперва любопытство, а потом – любовь. Он хорошо описывал область Манагана, далекий красивый остров, низкие холмы и зеленые луга, все, что издалека, в месте, занесенном снегом, казалось особенно прекрасным. Потом Мак-Мурдо переходил к рассказам о жизни северных поселений, о мичиганских лесных лагерях, о Буффало и, наконец, о Чикаго, где он работал на заводе. Дальше чувствовался намек на что-то романтическое, на события, пережитые им в этом большом городе и настолько странные, что о них он не мог говорить открыто. С сожалением упоминал Джон, что ему пришлось порвать прежние знакомства, покинуть все привычное, уйти в незнакомый мир и закончить свои скитания в этой безрадостной долине. Этти всегда слушала его, затаив дыхание, и в ее темных глазах блестело сострадание и жалость… А ведь то и другое часто переходит в любовь.