– И больше ничего? – переспросил Холмс.
– Да ничего важного. Роман, который Стенгерсон читал вместо снотворного, на стуле – его трубка. На столе стоял стакан с водой, а на подоконнике – маленькая коробочка из-под мазей, а в ней две пилюли.
Шерлок Холмс с восторженным возгласом вскочил с кресла.
– Вот оно, последнее звено! – воскликнул он. – Теперь мне все ясно.
Лестрейд и Грегсон удивленно уставились на Холмса.
– Сейчас в моих руках находятся все нити запутанного клубка, – уверенно заявил мой приятель. Не хватает, конечно, нескольких деталей. С того момента, как Дреббер расстался со Стенгерсоном, и вплоть до обнаруженного вами тела секретаря, последовательность происходящих событий не вызывает у меня сомнения, словно все происходило на моих глазах. И я докажу вам это. Не могли бы принести эти пилюли?
– Они у меня с собой, – произнес Лестрейд, подавая маленькую белую коробочку. – Я взял и пилюли, и кошелек, и телеграмму, что бы сдать их в полицейский участок. Честно говоря, пилюли я взял совершенно случайно и не придал им никакого значения.
– Дайте их сюда, – сказал Холмс. – Теперь, доктор, – он повернулся ко мне. – Как вы думаете, это обыкновенные пилюли?
Конечно, вид у них был не вполне обычный. Маленькие, круглые, жемчужно – серого цвета, а если посмотреть на свет – прозрачные.
– Судя по их легкости и прозрачности, могу предположить, что они легко растворяются в воде, – заметил я.
– Совершенно верно, – ответил Холмс. – А теперь будьте так любезны, спуститесь вниз и принесите того несчастного больного терьера. Собака давно уже болеет, и хозяйка просила вчера усыпить его, что бы он больше не мучился.
Я сошел вниз и принес собаку. Она тяжело дышала и смотрела на нас мутными глазами. Видимо, жить ей осталось недолго. Судя по белой, как лунь, морде, она уже перешагнула порог собачьего существования. Я осторожно положил собаку на подстилку.
– Теперь я разделю одну из этих пилюль на две части, – произнес Шерлок Холмс, вынимая перочинный нож. – Одну половину я кладу в бокал, предварительно налив чайную ложку воды. Вы убедитесь, что наш друг доктор оказался прав, пилюля прекрасно растворяется.
– Да, весьма любопытно, – произнес Лестрейд обиженным тоном, словно полагая, что над ним издеваются. – Но я не вижу связи между вашими действиями и смертью мистера Джозефа Стенгерсона.
– Терпение, друзья мои, терпение! Со временем вы все поймете. Теперь добавим чуть-чуть молока, это сделает более приятным вкус жидкости. Увидите, с каким удовольствием собака вылакает все до капли.
Продолжая свои объяснения, он вылил приготовленную смесь в блюдце, и поставил его около терьера. Пес моментально вылакал содержимое. Серьезность намерений Шерлока Холмса настолько ошеломила нас, что мы, застыв от неожиданности, в молчании следили за животным. Однако, ничего не происходило. Собака продолжала все так же, вытянувшись и тяжело дыша, лежать на подстилке. По-видимому, ей не стало ни лучше, ни хуже.
Холмс вынул часы. Прошла минута, затем еще одна, но и они не принесли никакого результата. На лице Холмса отразились глубокое недовольство и разочарование. Кусая губы, он нервно постукивал пальцами по столу, выказывая все признаки нетерпения. Он так сильно переживал, что мне даже стало искренне жаль моего друга. В то время как Грегсон и Лестрейд злорадно усмехались, довольные непредвиденной заминкой, с которой столкнулся Шерлок Холмс.
– Это не могло быть простым совпадением! – воскликнул он, вскакивая с кресла, и принялся ходить взад-вперед по комнате. – Нет, это не возможно! Те самые пилюли, каковыми, по моим предположениям, отравили Дреббера, на самом деле, найдены после смерти Стенгерсона. И они абсолютно безвредны. Что все это значит? Неужели ход моих рассуждений оказался ошибочным? Это невозможно! И вдобавок ко всему эта несчастная собака. Ах, вот в чем дело! Теперь я все понял! – восторженно заявил Холмс и бросился к коробке. Разрезав на две части вторую пилюлю, он растворил ее, добавил молока и снова сунул терьеру. Не успело несчастное, бессловесное создание окунуть язык в приготовленную смесь, как конечности его свели страшные судороги. Собака умерла, будто сраженная молнией.