Но… мне отказали. Я не знаю причины, но думаю, что было слишком уж много желающих. Тогда я попросилась на русское театральное отделение, однако меня определили на украинское. Думаю, это произошло потому, что среди абитуриентов было немного таких, кто чисто и свободно говорил по-украински, а я владела им так же, как и русским.

Я написала маме, что не сомневаюсь: пройду все отборочные конкурсы и поступлю. Но это была бравада, лукавство: я панически боялась провалиться – душа уходила в пятки, и я дрожала перед каждым экзаменом. Страшно было даже подумать: вдруг придется возвратиться к родителям ни с чем? Они, конечно, не будут упрекать, только, боже мой, зачем мне такой позор?

Но я умела держать себя в руках. Уже тогда твердо знала: никто не должен видеть тебя растрепанной или беспомощной, уверенность в себе – шажок к успеху.

К счастью, перед сдачей документов и экзаменами у меня не случилось очередного бурного объяснения с родителями. Мама смирилась, а отец… Он хотел мне добра, стремился, чтобы у меня в руках была надежная, уважаемая в его окружении и вообще среди серьезных людей профессия. А уж коль так не получилось, каждый из нас остался при своем мнении.

Директор института, естественно, не забыл о необычной просьбе моего папы – такое не забывается. Но он оказался достаточно мудрым человеком, чтобы не вспоминать об этом. Приемная комиссия ориентировалась на результаты вступительных экзаменов, мою куцую творческую биографию и прочие объективные данные.

Общеобразовательные экзамены я не сдавала: у меня был диплом с отличием, и я уже училась в Нежинском пединституте. Зато на экзаменах по специальности меня «пытали» довольно строго. Я читала басню, прозу, стихи, пела, танцевала – такое вот тестирование на «профпригодность». Видит Бог, как я старалась! После нескольких дней тревожного ожидания я нашла свою фамилию в списке принятых. Трудно передать мою радость – я была просто счастлива. Планов у меня было множество, я видела себя уже актрисой. Словно огромная тяжесть свалилась с плеч – жизнь прекрасна!

И вот буквально за несколько дней до начала занятий вдруг узнаю, что мандатная комиссия… меня отчислила! Оказалось, я не представила справку о том, что вошла в пять процентов выпускников медучилища, которым разрешается продолжать учебу в других учебных заведениях. Было тогда такое правило. Кстати, цифра «пять» для меня почему-то роковая, она меня преследует всю жизнь. Но у меня справки и не могло быть на руках, поскольку я ее сдала при поступлении в Нежинский пединститут. Что же делать? Я в ужасе: столько пережить, столько перетерпеть, быть принятой и вдруг отчисленной? Растерялась, и на лице, видимо, у меня было написано все, что человек чувствует в такие минуты.

Мимо проходил Яков Иванович Токаренко, преподаватель истории, доброжелательный и очень колоритный человек.

– Чого ж вы так стоите? – сочувственно спросил он.

Я ему все выложила.

– Езжайте в Нежин, – посоветовал он, – пойдите в пединститут и возьмите свою справку.

И я поехала. Но в институте мне справку не выдали – не положено.

Был там замечательный педагог и писатель, который случайно меня встретил и участливо расспросил, что со мною приключилось.

– Ну что вы расстраиваетесь? Зачем вам объяснять в кадрах, для чего понадобилась эта справка? Просто скажите: для снятия копии.

– Но в театральном институте нужен оригинал, – засомневалась я.

– Ну и поезжайте с оригиналом, – спокойно сказал он.

Это было для меня, наивной, таким потрясением! Но именно так я и поступила. Справку я предъявила в приемную комиссию института, оттуда ее передали в мандатную комиссию, и меня восстановили. Для этого мне пришлось походить по начальственным кабинетам, доказывать, ждать. Ничто в жизни не проходит бесследно, война научила меня терпению и стойкости.