Совершенно новый опыт, который подсказывает, что теперь я потеряна для всего, что было раньше. Все, что я до этого момента знала о сексе, можно забыть. Потому что эти знания делают из меня совершенно нового человека. С некоторой долей ужаса, я осознаю: вся романтика, о которой я когда-то мечтала, кажется отныне пресной и безвкусной. Потому что я внезапно, за один раз, даже не лишившись девственности, стала любительницей грязного секса. Позже я обязательно выясню, насколько далеко готова зайти в своих экспериментах. Но прямо в эту секунду, глядя на то, как Винсент вытирает простыней бороду от моих соков, я осознаю, что все это мне нравится. Как будто минуту назад он открыл мне глаза на то, как всё может быть. И насколько это приятно.

Винсент забирается на кровать рядом со мной и притягивает в свои объятия. Мы несколько минут молчим, восстанавливая дыхание.

— Ты очень вкусная, Эли, — наконец говорит он. — Я не ошибся в своих предположениях.

— Ты представлял себе, какая я на вкус?

— Десятки раз, девочка.

От его слов и нежности, с которой он меня к себе прижимает, по лицу расплывается блаженная улыбка. Борода Винсента щекочет мне висок, а в ухе гулом отдается стучащее в его груди сердце.

— Что теперь будет между нами? — задаю самый волнующий вопрос.

Винсент молчит, только пожимает плечом, отчего я напрягаюсь. Не такого ответа я ожидала. Оно и понятно. Какого еще ответа ждет девушка, у которой только что был самый яркий сексуальный опыт за двадцать три года?

— Я пока не знаю, Эли, — отвечает Винсент. — Рано судить.

— Рано судить? — спрашиваю и приподнимаюсь, чтобы заглянуть ему в глаза. — Только что у нас был…

— Петтинг, малышка, — заканчивает он за меня. — Прелюдия к сексу.

— Тогда я должна радоваться, что до секса дело не дошло, — бурчу, поднимаясь, иначинаю натягивать на себя нижнее белье. Винсент садится на кровати и хватает меня за запястье, останавливая.

— Элисон, прежде, чем что-то решать, мы должны сначала понять, надо ли нам это.

— То есть ты просто позабавился со мной?

— То есть мы просто позабавились. Пока что. Дай нам время.

— О, господи, что за бред ты несешь? — спрашиваю, закатывая глаза и вырывая руку из хватки. — Ты сам…

Я не успеваю договорить, как дом оглашает душераздирающий крик, от которого волосы встают дыбом. Я срываюсь с места и бегу в комнату Одри. Слышу, как за мной несется Винсент. Мне становится глубоко наплевать на то, что только что между нами происходило. Самое главное сейчас — добраться до Одри и в сотый раз напомнить ей, что это всего лишь кошмар. Я забегаю в комнату и бросаюсь к ней. Одри мечется на постели и кричит не своим голосом, царапая свое лицо и выгибаясь. Мне так страшно смотреть на это, но еще страшнее подходить. Но другого выхода нет, потому что я знаю, что, если ее коснется Винсент, все станет еще хуже.

Оказавшись у кровати, я отнимаю руки Одри от ее лица, и она тут же набрасывается на меня, вцепляется в мои волосы и дает пощечину. Внезапно ее глаза распахиваются, и она впивается мне зубами в плечо. Я буквально вою от боли, но при этом повторяю как можно спокойнее:

— Одри, милая, это я, Эли. Перестань, пожалуйста, Одри, мне больно. — Краем глаза замечаю, что Винс бросается к нам, но останавливаю его: — Нет! Ты сделаешь хуже! Стой, Винс! — Снова поворачиваюсь к Одри и мягко продолжаю: — Одри, пожалуйста, успокойся.

Внезапно она отстраняется, ее взгляд проясняется, и она в ужасе шарахается от меня. Бегло осматривает мое лицо и прокушенное до крови плечо, которое нестерпимо горит.