— Ты не знаешь, что такое БДСМ, Элисон? — врывается он в мои мысли.

— Знаю. Все смотрели…

Винсент закатывает глаза и улыбается.

— Ну конечно. Что еще ты могла бы вспомнить. Но кино и реальная жизнь, как ты знаешь, это словно небо и земля. В кино все смягчено и романтизировано. В жизни же намного более…

— Жестоко? — подсказываю я.

— Ярко, — поправляет, прищурившись. — Когда-нибудь ты сама испытаешь это на себе.

— Ты так в этом уверен, — хмыкаю я.

Винсент подхватывает прядь моих волос и медленно накручивает ее на палец. В его взгляде появляется что-то дикое и необузданное, отчего переворачиваются внутренности. Он подается немного вперед и шепчет мне на ухо:

— Между болью и удовольствием тонкая грань, Эли. И эта грань и есть само удовольствие.

Он немного болезненно дергает за прядь, но я даже не успеваю скривиться, как моей шеи касаются горячий язык и губы. Я уже практически не чувствую боли на коже головы, мои мысли и чувства сосредоточились на ощущениях на шее. Кажется, никогда еще эта часть тела не была настолько чувствительна к ласке, как в этот момент. Поцелуи Винсента будоражат сознание, глаза закатываются от удовольствия, и я замираю, боясь пошевелиться, чтобы не спугнуть его. Чтобы это не заканчивалось. Но Винсент и не собирается отстраняться. Его ласки становятся настойчивее, он перемещается на затылок, целуя и облизывая кожу у самого роста волос, а сам тем временем сильнее тянет за прядь. Мне хочется вырвать ее из его цепких пальцев, но я сдерживаюсь, как будто осознаю, что без этого контакта удовольствие будет неполным.

Наконец, он отрывается от моей кожи, и его губы снова находятся в паре миллиметров от моего уха. Горячее дыхание обжигает мою нежную кожу, пока он говорит:

— Вот что такое БДСМ, моя девочка. Это не о цепях и наручниках. Не о плетке и флоггере. Это об удовольствии, замешанном на боли. Адский коктейль, испив который ты уже никогда не станешь прежней.

Этой ночью я мастурбирую, одной рукой схватив себя за волосы, и так сильно тяну, что кожа головы горит. Кончив, я откидываюсь на подушки, и меня поражает пугающая и в то же время будоражащая потребность по-настоящему испытать то, о чем говорил Винсент в беседке.

11. Глава 6

Винс

— Она отзывчивая, — произношу я, глядя перед собой.

Идущая рядом со мной Одри цокает языком и качает головой.

— Ты ее испортишь, Винс. Она невинная девочка.

— В каком смысле невинная? — спрашиваю, глядя на подругу. — В смысле не в Теме?

— В смысле девственница, док.

Мои глаза расширяются, а мысли, смешавшись с безудержным желанием, начинают метаться. Перед глазами встает яркий образ того, что я могу — и буду — делать с невинной девушкой в своей комнате в клубе. Черт подери, да у меня уже крышу срывает от одной мысли об этом!

— Винс, мне не нравится, как загорелись твои глаза, — прерывает Одри сумасшедший поток в моей голове.

— Я ее не обижу.

— Ты ее испортишь, — повторяет она и слегка хмурится.

— Одри, я не смогу отпустить ее.

Теперь она улыбается.

— Ты же говорил, что сердце — это такая же мышца, как и все остальные. — А потом она понижает голос и пародирует меня: — И, как и любую мышцу, его можно тренировать. — А потом Одри негромко смеется. Практически впервые с того ужасного события. Ее смех еще не настолько открытый и громкий, и пока он не отражается в глазах, но это несомненно прогресс.

— А кто говорит о сердце, детка? Все мое стремление вот здесь. — Я не удерживаюсь и сжимаю свой пах ладонью, отчего Одри снова заходится смехом, потом качает головой и толкает меня в плечо.