– Все же странные времена настали, Василий Оттович, – задумчиво заметил расположившийся по соседству отставной товарищ прокурора[10] Неверов, пожилой мужчина с бакенбардами, которые придавали ему сходство со спокойным сонным мастифом.

– Это вы о чем, Павел Сергеевич?

– Да хоть вот об этом, – Неверов обвел рукой панораму песчаного пляжа. – Мужчины и женщины, разной степени неглиже (вас это, кстати, тоже не миновало, Василий Оттович), плещутся в речке бок о бок, словно какие-то дикари, право слово. В моей молодости сложно было себе такое представить. Мы с дамами в общественных местах просто не пересекались! На балу разве что.

– Отчего поневоле задашься вопросом – как вы вообще женились в таком случае? – иронично уточнил Фальк.

– Я сам себе его иногда задаю, – протянул Неверов, бегло кинув взгляд в сторону правой стороны пляжа, где должна была отдыхать его грозная супруга. – Но это ведь лишь одно из следствий падения нравов. Как и убийство Веры Павловны, осмелюсь заметить.

Василий Оттович покосился на отставного товарища прокурора. Видно было, что весь разговор о нравах был заведен исключительно с целью того, чтобы перевести его на Шевалдину.

– А с чего вы вообще взяли, что это убийство? – спросил Фальк, сохраняя безразличный вид.

– Василий Оттович, не нужно играть со мной в игры, – усмехнулся Неверов. – Судебный следователь из Петербурга, которому было поручено это дело, делал свои первые шаги на сем поприще еще в годы моей активной практики. Юноша правильный, почтительный, не забыл старика – заглянул перед отъездом и пригласил на чашку кофе в курзал. Очень уважительно, кстати, отозвался о вашем первоначальном заключении.

Свой отчет Фальк, как и обещал, закончил за два часа. Урядник Сидоров, также верный своему слову, зашел за ним по истечении оговоренного срока. Василия Оттовича он застал на террасе за чашечкой кофе и аккуратной стопкой листов, исписанных каллиграфическим почерком.

– Благодарю! – Сидоров принял документ и с почтительной аккуратностью упаковал его в портфель. – Новых гипотез не появилось?

– Нет, Александр Петрович, – ответил Фальк. – Думаю, свою задачу я выполнил. И если откровенно, то не хотел бы иметь с этим делом ничего общего. Я все же приехал сюда на отдых.

– Да-да, конечно, простите, – закивал урядник.

– Чаю? – поинтересовалась Клотильда Генриховна, бесшумным призраком возникшая за спиной у Сидорова.

– Святые угодники! – выдохнул Александр Петрович, испуганно озираясь.

Сидоров, вообще-то, в трусости замечен не был. Более того, в Зеленом луге он по праву имел репутацию отчаянного храбреца. Когда в разгар революции одну из дач приспособили под конспиративную квартиру боевики-эсеры (сказывалась близость к Белоострову и финской границе), именно Александр Петрович вышел на их след. В условиях постоянных бунтов и тревог рассчитывать на скорую подмогу он не мог, поэтому сам спланировал и реализовал дерзкую и смелую операцию по задержанию трех матерых и вооруженных злодеев. Он дождался ночи, улучил момент, когда один из боевиков отлучится в ретирадник, бесшумно обезвредил его (бойца, конечно же, не туалет), а затем ворвался в дом с револьвером наизготовку. Внезапность была полнейшей. Бодрствующий эсер получил удар промеж глаз, а вскочивший было третий революционер присмирел, увидев наставленный на него ствол пистолета. За сей подвиг Сидорова наградили медалью «За храбрость» с профилем государя и незначительной, но приятной денежной премией.

Так вот, азартный испуг, испытанный Александром Петровичем в ночь отчаянной вылазки, не шел ни в какое сравнение с ужасом, который вселила в урядника вежливая улыбка старушки, материализовавшейся за его левым плечом