Утро главного врача «скорой помощи» начиналось с общегородской видеоконференции. Данилов выслушивал доклады заведующих подстанциями, давал распоряжения и советы, записывал в свой органайзер просьбы. После конференции к Данилову приходила теневой руководитель станции главный фельдшер Евгения Сергеевна Тыжненко, тридцативосьмилетняя дама, под миловидной внешностью которой скрывался стальной характер руководителя высшего дана. О таком главном фельдшере, как Евгения Сергеевна, можно было только мечтать. Евгения Сергеевна все знала, всюду успевала, все замечала и все помнила. Данилов ее не просто уважал, а боготворил и прощал ей некоторые недостатки, такие, например, как бесцеремонность в общении и склонность к употреблению нецензурных слов. Бесцеремонность в общении с начальством – это же скорее достоинство, а не недостаток, поскольку она свидетельствует об искренности и прямодушии.

Евгения Сергеевна входила в кабинет главного врача без стука и спроса. Плюхалась на стул, всплескивала руками и говорила свое обычное:

– Ну, мать его так-растак тридцать три раза! Ну разве ж с такими … можно работать?

Затем она четко и внятно излагала суть живонасущных проблем. Бесцеремонность сочеталась у Евгении Сергеевны с трогательной деликатностью. Если она видела, что Данилов двинулся в неверном направлении, она не говорила: «вы неправы», а намекала на то, что надо бы поискать другое решение. Намекала в своей неповторимой манере:

– Боюсь я, что Поленька повесится. Она у нас такая впечатлительная…

Поленькой Евгения Сергеевна называла заместительницу по экономическим вопросам Полину Яковлевну Бобрик, которую Данилов про себя прозвал Русалкой. Полина Яковлевна была высокой томной зеленоглазой блондинкой с фигурой, которая могла бы вызвать зависть у любой кинозвезды. Еще большую зависть вызывал метаболизм Полины Яковлевны. Осиную талию она сохраняла без каких-либо ограничений в еде. Полина Яковлевна обожала сладкое и поглощала его в неимоверных количествах, говоря, что глюкоза – это горючее для мозгов. На столе у нее всегда стояли коробки с пирожными и шоколадными конфетами. Евгения Сергеевна, с великим трудом удерживавшая свой вес в пределах семидесяти пяти килограмм, говорила, что за Поленькин метаболизм она готова отдать три года жизни. Полина Яковлевна была перфекционисткой, что Данилову очень нравилось, и очень трепетно относилась к своему авторитету, что иногда создавало сложности. В случае возникновения каких-либо разногласий Полине Яковлевне нельзя было приказывать. От этого она сразу же начинала плакать и жалеть себя вслух – отдаю все силы работе, из-за нее, проклятой, семьей так и не обзавелась, а меня не ценят и не уважают и т. д.

Полина Яковлевна обычно приходила к Данилову около полудня вместе с заместителем главного врача по хозяйственному обеспечению Алексеем Анатольевичем Буденко, пятидесятилетним асом-хозяйственником, толстым, краснолицым и громогласным. Между ними и Евгенией Сергеевной к Данилову приходил Штирлиц – заместитель по медицинской части Михаил Маратович Исаев, отставной майор медицинской службы. Штирлиц работал замом с первых российских дней Крыма, пересидел трех главных врачей и, насколько мог догадываться Данилов, таил обиду на то, что не стал четвертым. Обида иногда проскальзывала в словах и выражении лица. Но в целом Михаил Маратович вел себя правильно, работал на совесть и вроде как не интриговал, хотя черт его знает – может, интриговал очень искусно. На всякий случай Данилов держал с ним ухо востро – не откровенничал, как, например, с Евгенией Сергеевной, и вообще старался не говорить лишнего, общаясь только по делу.