– Так, – собралась Карина, поняв, что рано расслабила уши, и сложила ноги одну на другую.

Из динамиков зазвучал французский под лиричную музыку. Карина весь текст не разобрала, но улавливала отдельные предложения. Певица радовалась новому дню или чему-то другому.

– Я ведь в начале первого курса все еще в депрессняке была. Меня только Гога из этого дерьма вытащил. Не суть, – продолжала Игнатьева. – Но решила сходить на первую вечеринку к Зайке. Психотерапевт говорила, что надо социализироваться обратно. А тут типа новые люди, новые возможности, все дела. Ну, я допилась до усрачки, разумеется. Ни о какой социализации и речи быть не могло. Наоборот, вела себя как животное просто.

– Я смотрю, у тебя проглядываются проблемы с алкоголем, – пошутила Карина.

– Надо обсудить это с психотерапевтом, – усмехнулась Игнатьева. – Ну, и вот. Напилась я до того, что просто рухнула на пол. А за мной Гога весь вечер таскался. Подкатывал. Я не особо обращала внимания. Строила, в общем, из себя по привычке высокомерную суку.

– Плохо ты на ошибках учишься, – заулыбалась Настена.

– Не без этого. В общем, Гога с Зайкой потащили меня в спальню на второй этаж, – она показала на открытую лестницу в середине огромного зала. – Пока несли, я блеванула у самой комнаты Зайки. А потом еще. И еще. Всю ночь меня рвало по-страшному.

Отвращение собеседниц выражалось по-разному. Настена кривила все лицо, показывая зубы. Сиран, наоборот, губы сжала, а лоб наморщила. Карина только приподняла одну бровь и стянула уголок рта вправо.

– Зайке пришлось мою блевотину убирать. А Гога сидел со мной всю ночь, тазик подставлял, следил за тем, чтобы я не захлебнулась собственной рвотой.

– Зайкин? Сам? – не верила Карина.

Игнатьева закивала.

– Прикинь! Он меня тогда ваще не знал. Просто телка какая-то приперлась, нажралась, еще и на халяву, и облевала весь дом, – девушка мотала головой и разводила руками, сама своим словам не верила. – Но он мне даже не сказал ничего потом. Только самочувствием интересовался. И Гога тоже. Всю ночь со мной возился.

Подруги закачали головами в стороны.

– Блин, Рит, а у тебя есть не «туалетные» истории? – предъявила Настена и хотела запить отвращение вином, но отложила стакан.

– Это наша физиология, что поделать? – пожала плечами Игнатьева.

– Какой Гога замечательный, – с умилением прогнусавила Сиран.

– Так еще на свидание после такого позвал! Он меня в таком состоянии там видел… Я бы себя, честно, послала нахуй сразу. И забанила во всех соцсетях, на всякий случай.

Все засмеялись.

Сиран поднялась с дивана и снова закружилась. В этот раз под общую музыку, в которой проскальзывали меланхоличные оттенки, хоть и перебивались электронными битами. Подол платья она отпустила, потому опять казалась плывущим по глади озера лебедем.

Игнатьева следила за ней некоторое время, а потом высказала:

– Я это все маме рассказала тоже, а она все равно на него фикает. Типа, не богат, не умен, не красив. И самое любимое – бесперспективен. А мне с ним реально хорошо. И что с этих богатых и умных красавчиков? Вон Трунов твой… – она кивнула на Карину. – В нем только мышцы красивые, а под ними все – бесформенное говно.

Карина расхохоталась искренне и даже выпила за эту емкую фразу. Настена с ней чокнулась. Сиран тоже посмеивалась, кружась быстрее под ускоряющийся темп песни.

– Ну, не все же такие, – посерьезнела Карина и посмотрела Игнатьевой в лицо. – Зайкин, например. Богат, умен… симпатичен. И не говно внутри.

– Вот именно! – вспыхнула та. – Че ты выпендриваешься?