Разочарование наравне с облегчением овладели мной. Облегчение – что смогу отдаться танцу, не думая о наглом Блондинчике, а разочарование – что не смогу подразнить его танцем живота в момент выхода труппы в зал.

Барабаны заставили выбросить всю чушь из головы, занавес открылся, и началась магия…

Выступление длилось пятнадцать минут. Менялась музыка, декорации, а в предпоследней части программы на сцену вышли метатели огня. Файермэны раздували огненные водопады, под которыми мы с девчонками томно перекатывались, заставляя себя не зажиматься от страха. Всполохи пламени, ритм барабанов и восторженные возгласы толпы заводили танцоров. Это как наркотик. Мы им питаемся, как воздухом. Свет в зале погас, музыка стихла, а тонкий перезвон колокольчиков на костюмах рассыпался по залу. Мы разбежались во все проходы и замерли, наслаждаясь пятисекундной тишиной и предвкушением. Затем софты вспыхнули, бухнула музыка и зал охнул. Мы начали танцевать, двигаясь от столика к столику, игриво обходили мужчин, даря им томные взгляды и персональные танцы-живота…

– Кх-кх-кх… – вдруг послышалось справа, я обернулась, не останавливаясь, хотя уже прекрасно знала, в чью сеть угодила.

Царёв стоял у барной стойки, прокручивая пустую стопку по стеклянной поверхности. Серый костюм, чёрная рубашка, ворот которой был расстегнут, и бушующий взгляд. В нем был весь Царёв: удивление, гнев, немой приказ… Все было в этих прозрачно-голубых глазах Блондинчика. И я была в них. Отражалась бликами, отпечатывалась в памяти и будила желание. Да! Именно желание. Чувствовала его настолько реально, что сердце заколотилось. Эта эмоция была новой. Вкусной. И такой волнующей.

Не знаю, почему, но этого мне было мало. Внутри все переворачивалось от желания показать, что я умею. Возможно, доказать, что я чего-то стою, хоть и не ворочаю миллионами. Внутри тихим пламенем зародилась потребность покорить этого сухаря своим танцем. Хотелось наяву увидеть его восторг. Ощутить его возбуждение и насытиться мигом покорности, что транслировал он сейчас, позволяя приблизиться к себе. Он хотел! Ждал этого! Взгляд был полностью сконцентрирован на мне, будто вокруг не было возбужденной танцами толпы. Это было на руку нам обоим. Мы стали песчинками в пустыне, до которых никому и дела нет.

Александр стоял, положив локти на стойку, в руке сжимал телефон, отчаянно вибрирующий входящим вызовом. Сделала ещё шаг, чтобы прочитать имя. Карина…

Мозг отключился, а отчаянные крики разума, что вопил: «Ты обещала держаться от него подальше!», «Катерина, беги!», «Это не твоя война!», заглушились отчаянным биением моего сердца.

Царёв подогревал меня, откровенно, жадно и ни от кого не прячась, блуждая по мне взглядом. Начал с глаз, чуть искривился от недовольства, наткнувшись на полупрозрачную вуаль, замедлился на шее, остановился на груди, что так аппетитно выглядывала в шёлковом зелёном топе, расшитом стразами и бисером, затем опустился на открытый живот.

Это мне и было нужно. Резко качнула бёдрами, медленно поднимая руки вверх, сдвигая зелёную вуаль так, чтобы ничего не мешало его обзору и пустилась в танец. Двигалась, наслаждаясь его напряженным взглядом, прикованным к моим бёдрам. Чувствовала себя заклинателем змей, под чьи чары попал самый опасный питон.

Вдруг Царёв улыбнулся, медленно поднял взгляд, едва скользнул по моему лицу и отвернулся к барной стойке, отвечая на телефонный звонок.

– Да, Карина…

Моему гневу не было предела. Пыхтела, как паровоз, только вместо пара я готова была извергать пламя не хуже файермэнов, что до сих пор развлекали публику не сцене. В следующем номере меня не было, потому что Жилина так и не освоила танго, поэтому я отдала костюм, собрала свои вещи и помчалась по служебным коридорам. Не узнал? Он меня не узнал. Идиотка. Кто ты, Катя? Танцовщица, правильно сказала та рыжуха. Потанцевала для богатого дяденьки и хватит!