Оказавшись в светлой комнате, Щетина устало опустился на скамью, спиной к окну. Булат остался стоять, глядя на своего названного отца, терпеливо дожидаясь, когда тот заговорит первым. Некоторое время старик молчал, а затем все же заговорил. Голос у него был сухой и тихий, и Булат пристальнее посмотрел на деда. Кажется, за время, пока молодой мужчина отсутствовал, Щетина словно постарел. Годы давали о себе знать, хотя дед на вид был все еще могучим, только ссохшимся, как дерево без воды. Те же широкие плечи, умные глаза, длинные седые волосы, перехваченные на голове медным обручем, коротко остриженная борода и широкие ладони, одна из которых сейчас продолжала с силой сжимать посох.
- Ответь мне, сын, - начал Щетина. - Что я вижу? - и поднял тяжелый взгляд из-под кустистых бровей на молодого мужчину.
Чувствуя подвох в вопросе, Булат промедлил с ответом.
- И что ты видишь, отец? – спросил он тихо.
Щетина скривил тонкие бесцветные губы.
- Вот именно, что ничего! – почти выплюнул он и указал посохом себе за спину, туда, где в раскрытое окно со двора доносились звуки шагов и голоса переговаривающихся слуг, продолжавших выгружать награбленное.
- Ты уже совсем не тот добрый мальчик, которого я когда-то приютил не только в своем доме, но и в своем сердце. И это разрывает его на части. Я смотрю на то, что делаешь ты и понимаю, что это путь приведет тебя к плохому концу.
Булат нахмурил брови.
- Я долго молчал, надеясь, что ты перегоришь и успокоишься, я понимал твою боль, потому что некогда сам испытал подобное. Я думал, время излечит раны, подарит покой, но вижу, что становится только хуже. Ты когда-то пострадал от набега северных воинов. Я помню твои слезы, когда ты, рассказывая мне историю своей жизни, не смог сдержать эмоций пересказывая мне гибель своей семьи. А теперь, получается, ты поступаешь так же, как и ненавистные тебе северяне. Так чем ты лучше своих врагов, если уничтожаешь деревни, убиваешь отцов и обрекая семьи? Если твои воины насилуют женщин, а потом выгребают все до последнего зерна из их домов, оставляя на верную голодную гибель стариков и детей? – глаза Щетины сверкнули угрозой и недовольством, а Булат вскинул высоко свою голову, совершенно не чувствуя за собой вины. Щетина, видимо, прочитал это в его взгляде, потому что переменил тон и заговорил так, как отец разговаривает с неразумным ребенком.
- Ну, угомонись уже, хватит мести, - дед поманил Булата на скамью и тот присел рядом, вытянул вперед длинные ноги в дорогих сапогах с серебряными пряжками. - Тебе пора остепенится, жениться на хорошей девушке, завести детишек и отпустить тех, кто ушел. Достаточно пролито крови. Они уже упокоились с миром…
Названный сын только вздохнул. Тяжело и как-то обреченно.
- Я не могу, - ответил он.
- Почему? – брови старика полезли вверх. - Разве ты не хозяин себе, Булат? Разве не ты решаешь, как поступать и что тебе надо в этой жизни? Ты силен духом, и я не могу это не признать. За такой короткий срок отстроил наш дом и, более того, расширил свои владения. Теперь у тебя есть дружина, крестьяне, работающие на полях и в твоем доме, а на пристани стоят два корабля, тоже принадлежащие тебе. Чего не хватает для счастья? Позволь своему сердцу принять покой! Сколько ты сжег северных деревень? Сколько вражеских кораблей потопил в море, а тебе все мало? Месть – это удел слабых. Только сильный может прощать, а ты мне не кажешься слабым человеком!
Булат поднялся на ноги. Подошел к распахнутому окну. Отсюда открывался прекрасный вид. Взгляд мужчины скользнул мимо двора, по которому копошась, как куры в сене, сновали его люди и его слуги, а чуть дальше, шелковым покрывалом, разлилось синее море, уходившее куда-то за горизонт. И, казалось, не было ему конца и края. Булат подумал о том, как быстро оно стало увлекать его на свои просторы. Теперь для мужчины стоять на палубе своей ладьи означало не только плыть на поиски северян. Сама душа радовалась свободному ветру и шелесту волн за кормой. Он не мог не признаться себе, что где-то глубоко внутри был больше похож на ненавистных северян, чем ему самому хотелось бы. Но такого просто быть не могло! Неужели, дед прав?