На столе и правда была дичь. Кролик, а может еще кто — сейчас и не сказать, консервированные овощи, вода в бутылках и водка. Опять проклятая водка.

Не сводя подозрительного взгляда, уселась за стол. Живот скручивало болезненными спазмами от голода, разумеется, со вчерашнего обеда ничего не ела.

—Спасибо, — прошептала и начала есть, стараясь не выдать то, насколько я голодна. Темный едва заметно кивнул мне.

—Мы не на приеме у королевы, можешь есть нормально, — хмыкнул и продолжил поедать мясо, цепляя куски руками. Приборов и правда не было, но зато был отменно приготовленный завтрак.

Рашидов налил водки мне и себе. Колкий взгляд жадно следил за каждым моим движением, так что трапеза давалась с трудом. Он словно хотел ощупать каждый сантиметр тела. Жар в груди нарастал, все протестовало против такого открытого «поедания».

—Пожалуйста, можете не смотреть на меня так, — не выдержала, потому что кусок в горло не лез. 

—Можешь. И нет, не могу.

Думала, что задохнусь от эмоций, но решила не усугублять. Зайдем с другой стороны.

—Мне надо позвонить, — прошептала хрипло и сжала в руке кость.

—Нет, — взгляд потемнел еще больше, мужчина вытер руки какой-то тряпкой и налил себе еще водки. К своей я не притронулась. —Выпей со мной.

—Я не пью.

—Не прошу напиться, прошу помянуть со мной.

—Я прошу позвонить, но мои просьбы остаются без ответной реакции.

Мужчина стукнул кулаком по столу и прошипел, глядя мне в глаза:

—Пока это невозможно, но как только станет безопасно для твоих звонков — позвонишь.

От страха душа ушла в пятки, я откинулась на спинку дряхлого стула и в ужасе смотрела на то, как раздуваются от злости ноздри, как играют желваки, как собираются морщинки у глаз. Все это смутно напомнило мне реакцию человека, вспоминать о котором сейчас хотелось меньше всего. Потому что, судя по часам на руке, я уже в полной заднице. И он из-под земли меня достанет сам за открытое неповиновение.

—В этот день умерла почти вся моя семья, я прошу помянуть и все.

То, каким тоном была сказана эта фраза, практически сносило волной печали. Мужчина наклонил голову к столу. Движения смазанные и расслабленные. Отрешенные.

Я осторожно взяла стакан в дрожащие руки.

И у тебя есть слабость, Темный.

—Бог забирает лучших.

—Тогда я бессмертен, — отрезал Рашидов и залпом выпил все содержимое стакана.

Глаза в глаза. Я пригубила водки и ощутила огонь во рту. Агония пронеслась по пищеводу. Зажмурилась, ощущая, как закладывает уши от непривычных ощущений. Это не водка. Это самогон.

А когда открыла глаза, столкнулась лицом к лицу с Темным, который протянул ко мне широкую ладонь и коснулся костяшками щеки. Невесомо цепляя мягкую кожу.

—А что так опечалило твои яркие глаза? Почему они не горят жизнью?

Так проникновенно смотреть мог только Темный. Да, теперь я понимала, что значит заглянуть в душу, он словно проникнул в каждую клеточку моего тела. И задал главный вопрос. Неужели во мне так заметна печаль? Раньше казалось, что я удачная актриса. Но, видимо, на деле актриса погорелого театра.

—Все в порядке.

Стул издал скрипящий звук, потому что массивная фигура резко отодвинулась от стола. Ножки застонали от нагрузки. Темный шатко встал и начал приближаться ко мне.

—Я видел твой взгляд, такое бывает только у жертв насилия. Назови имя, и завтра его не будет существовать на этой планете.

—Меня…никто не обижает, — почему так сложно смотреть ему в глаза и говорить то, что нужно?  

—Лжешь, — придвинулся еще ближе, прожигая своими изумрудами. Губы коснулись щеки, невесомо скользнули к скуле. Из меня вырвался рваный вдох. Кровь будто воспламенилась в венах, а мысли перестали складываться в цепочку. —У тебя глаза воинственно настроенной маленькой девочки. Ты не можешь дать отпор, словно что-то мешает тебе. И это что-то давит, вынуждает на поступки, совсем тебе не характерные, — тяжелое дыхание обжигало кожу, сводило с ума.