– …и я научу вас хорошо держаться в седле.

– Правда?!

– Да, сегодня и начнем.

– Лошадь привезут сегодня?! – снова ахнул несчастный малыш, глаза которого горели, как уголья.

– Нет, лошадь привезут позже, но в седле можно учиться держаться и на моей. У меня хороший конь, он не сбросит.

– Я буду ездить на лошади паши!

Баязид обиженно фыркнул.

– Тебе бы на осле ездить, а не на лошади.

– Шехзаде, – покачал головой Рустем, – если вы хотите учиться у меня, то выбросите из головы глупости.

В тот день он довольно долго занимался с обоими принцами. Несмотря на увечье, Джихангир довольно крепко держался в седле даже на большой лошади. Баязид и того лучше, он уже слился со своим конем, всадник и лошадь понимали друг друга с малейшего движения. Текинцы – очень умные и преданные кони, они строптивы, но если такой конь принял хозяина, то никогда не сбросит, не станет капризничать даже себе в ущерб.

На следующий день покататься верхом решили все, в том числе Михримах.

Едва завидев Рустема, принцесса заявила:

– Ваша кобыла хромает!

– У меня жеребец, султанша, а хромает ваша кобыла Юлдуз. Я уже видел и сказал, как лечить ее ногу.

На Михримах спокойствие Рустема-паши действовало, словно пощечина. Невозможность вывести визиря из себя выводило из состояния равновесия (а бывало ли оно?) саму принцессу. Один вид спокойного, рассудительного Рустема-паши бесил Михримах сильней любых оскорблений. И ничем его не пробьешь! Это спокойствие заставляло султанскую дочь снова и снова задевать визиря и даже грубить ему.

А еще она ревновала. Сама себе не сознаваясь, ревновала пашу к братьям, особенно к Баязиду, которого тот во время своего пребывания в Стамбуле учил верховой езде. Лала Мустафа, наставник младших шехзаде Селима и Баязида, был рад свалить с себя такую ношу, он уже немолод. Тем более шехзаде Баязид не знал покоя, желая доказать, что он не слабее не только Селима, но и Мехмеда, который старше на четыре года.

Султан распорядился выезжать самим, намереваясь догнать детей чуть позже.

Не слушая совета Рустема и конюхов пока оставить Юлдуз в конюшне и сесть на другую лошадь, Михримах выехала на своей, чуть прихрамывающей.

Ехали медленно: впереди старшие Мехмед и Михримах, за ними Селим, Баязид и Рустем-паша, внимательно прислушивающийся к беседе принцев. Разговор у Мехмеда и Михримах шел о предстоящем походе султана, в который строптивая принцесса намеревалась отправиться вместе с отцом и ничуть не сомневалась, что тот возьмет ее с собой.

– Я тоже пойду в поход с Повелителем! – по-мальчишечьи звонко почти выкрикнул Баязид.

Ему двенадцать, голос ломался, солидные басовитые нотки сменялись петушиными руладами. Братья засмеялись: Мехмед добродушно, Селим насмешливо.

Михримах недовольно покосилась на Баязида: вечно этот мальчишка путается под ногами у взрослых! Она и Селима не признавала, для принцессы существовал только старший Мехмед, с которым стоило соперничать, на кого равняться.

– Ты сначала в санджак отправься! – фыркнула Михримах.

Баязид горячился:

– Мехмед и Селим тоже не руководят санджаками! Я поеду вместе с отцом! Он обещал.

– Поедешь, поедешь! – жестоко рассмеялась в ответ принцесса. – Только обрезание сначала проведут… лет через пять…

– Хэй! – не выдержал издевательств Баязид, пустив своего галопом. Умный жеребец, словно почуяв обиду юного хозяина, взял резво. Текинцы – прекрасные скаковые лошади, только пыль полетела из-под тонких копыт, и белый хвост взвился…

Михримах с досадой фыркнула, ее Юлдуз еще нельзя пускать галопом, не настолько зажила нога.