– Не задумал бы чего худого князь, – рассуждал неторопливо Другош, вытирая руки после умывания и поглядывая на кметей, которых столько они не видели ни разу рядом. В детинце дружина была небольшая. Да не вся. Много гридей и по острогам было раскидано, которых – Рарог знал хорошо – вдоль реки стояло несколько. Охранял торговый путь Владивой – самый удобный из тех, что вели с севера на юг, к морю – а там и в Ромейские земли. Да только вот неуёмные русины покоя княжеству не давали уж какое лето. Поначалу совсем редко появлялись, а в прошлый год как будто осмелели. Кого-то удавалось дружинам перехватить, кото-то Рарог сам лично встречал на узкой речной тропке, а некоторые и проскакивали мимо острого взгляда воевод. Как будто путями какими хитрыми, о которых не каждый местный знает. И тогда весям, на какие они налетали, худо приходилось.
– Князь Владивой не любит меня, конечно, – развёл руками Рарог на слова соратника. – Не сложилось у нас с ним дружбы. Но вряд ли станет едва не в своём доме нас давить. Замарается.
Другош покосился на него с сомнением. Тут Владивой хозяин всему, и мало кто ему помешать может. Но, коли не перерезали всех этой ночью, то и не тронут уже, верно.
– Эй, Рарог! – окликнули со спины.
Он обернулся, вставая с лавки. Рубаху подпоясал, только надетую. Взгляд высокого, крепкого на вид гридя явно оценивал его. Как будто тот собирался сейчас с ним в схватку броситься. А что, ради забавы чего только ни случается.
– Я-то Рарог, – ответил. – А вот кто ты такой, знать не знаю.
– А ты отчего таким именем зовёшься? – не унялся дружинник. – Летать, что ли, можешь?
– Летать не могу, – Рарог пожал плечом. – Зато стреляю метко.
– Вот оно что, – усмехнулся парень беззлобно. – А меня Митра кличут.
Он подошёл ближе, покачивая длинным, почти два аршина длиной луком в руке. Хороший лук, из берёзы и можжевельника – недешёвая работа. Верно, и глаз у Митры меткий, а об умениях Рарога он успел наслушаться от тех, кто его в деле видел.
– А одну стрелу другой расщепишь? – чуть подумав, спросил кметь и взвесил оружие в своей ладони.
А гриди, что мимо то и дело ходили, стали вокруг собираться, прислушиваясь к зарождающемуся спору. Рарог ничего отвечать не стал. Снял налучье с луком с гвоздя, что в стену избы был вбит, и, коротко качнув головой в сторону двери, пошёл во двор.
– Стреляй, – предложил Митре, как остановились они на стрельбище с рядом соломенных щитов, крепко истыканных едва не в решето. Некоторые уж пора бы и заменить.
Кметь крякнул, запальчиво сверкнув голубыми глазами. Встал уверенно, вынимая из тула стрелу, руки вскинул к подбородку твёрдо, привычным жестом – и выстрелил, почти не целясь. Стрела точно в серёдку щита ударила, хоть иди проверяй каждый вершок. Кмети, что скоро собрались за спором наблюдать, загомонили одобрительно, а сотник Деньша, который встал чуть отдельно от остальных, не прерывая забавы, даже улыбнулся, как будто сам Митру стрелять учил. А ведь молод ещё: вряд ли много старше соратников.
И тут парни расступились слегка, когда кто-то между ними решил протолкнуться. Заворчали поначалу, а там и смолкли, как увидали – один за другим – кто к стрельбищу пройти хочет. И вперёд них вышли княжна Беляна, ещё чуть прихрамывая, а за ней – Гроза. Гридьба тут же ещё пуще оживилась, едва про поединщиков не забыли. И сотник даже подобрался, так и впиваясь взглядом в княженку. Дочка воеводы на Митру сначала взглянула, а после уж и на Рарога. Покривила губами, словно и не удивилась вовсе, что он здесь стоит, что поднял такую кутерьму. Рарог на её нарочито кислый вид улыбнулся только и провёл большим пальцем по нижней губе, глядя прямо ей в глаза. Девица не смутилась, кажется, хоть по тому, как прищурилась слегка, как дрогнули крылья её тонкого носа, понятно стало, что всё помнит. А ему хотелось хоть немного её позлить.