Всё потому что, чем дольше жила Гроза в тереме почти наравне с княжной, тем сложнее становилось. Не от безобидного внимания кметей. Не от работы, которой никто дочку воеводову нагружать не стеснялся. А только от одного: что Владивой где-то рядом. И думалось всё, что одним только чудом неведомым удалось дочери его уговорить разрешить Грозе с ней отправиться. Упирался он, мол всё это пустое, что и наставницы ей вдоволь хватит, чтобы о доме вспоминать, а там жених окружит почтением и заботой. И всё же отпустил. Как будто спохватился, что слишком рьяно силится её рядом с собой удержать.

А она и рада была – чтобы с глаз долой. Чтобы в тисках воли своей её не давил. И желаний – всё больше постыдных. И манящих, конечно, толкающих на большие безумства.

– Ты переживаешь как будто, – проговорила тихо Беляна, встав рядом с Грозой и оперевшись слегка на голову медведя, что венчала штевень корабля.

Лодыжка припухшая, конечно, всё ещё беспокоила княжну. Драгица причитала весь окаянный день после того, как ненастье стихло, что Беляне скорее нужен лекарь. Уж и придумывать стала, что та и вовсе хромой остаться может: кому тогда в невестах нужна? Какому купчичу только. Неведомо зачем обидела купеческих сыновей, но грозилась, что сыну ярла припадающая на одну ногу жена точно мила не будет.

– За тебя переживаю, Беля, – Гроза мельком на неё взглянула и подивилась в очередной раз, какой радостью глаза подруги светятся. Словно невозможно тяжёлый груз сбросила.

– Да что мне будет. Мне худо только стать может от причитаний Драгицы. Как начнёт, видит Макошь, удавиться охота.

Девушка свела брови серьёзно, а после прыснула. С Грозой одновременно. Они обернулись обе на суровую наставницу, что так сидела у мачты, едва не до носа самого укутавшись в одеяло. И вид-то у неё был не слишком довольный. Да, небольшой, на десять пар вёсел, струг – не княжеская просторная ладья, где и укрытие развернуть можно, и сесть вольготнее. Тут и шагу лишнего в сторону не сделаешь. Но уж убедиться довелось, что любой ватажник здесь умел по своему кораблю так бегать лихо, что иной раз другие по ровной дороге медленнее ногами перебирают. Вот и Рарог, на которого Гроза снова взглядом натолкнулась, вдругорядь ловко проскочил мимо рассевшихся на скамьях мужиков, мимо Драгицы, по пути спросив её о чём-то – а та только скривила сухие губы, обдав его строгим взглядом.

Да старшому-то всё равно было. Он направлялся прямо к девушкам.

– Что ты, княжна, отогрелась? – обратился к Беляне почти ласково. Но с прищуром таким, по которому сразу понятно становилось, что не за этим вопросом от кормы до носа шёл.

– Согрелась, благодарствую, – улыбнулась та и отчего-то на Грозу покосилась.

– А ты, Лиса? – тут же повернулся вслед за её взглядом Рарог.

– Я воды не боюсь, – та пожала плечом. – А дождя уж подавно.

– Боишься, не боишься, а мочит она тебя так же, как и других, – рассмеялся парень. – Потрепало нас малость, да то ничего. Река неспокойна ещё. Вот летом разнежится, там и ходить можно будет гораздо легче.

– Да только тогда нам с вами ходить не придётся, – Гроза усмехнулась, поправляя на плечах тёплое покрывало. – Не узнаем, как оно.

Взглянула на подругу, а та и потупилась вдруг, как будто неловко ей стало. Станет тут: под таким-то острым взглядом Рарога. Сразу видно, птица он непростая, хоть и казаться хочет балагуром. Да куда ж деваться ему, если саму княженку на струге своём везёт.

– Я попросить тебя хотел, княжна, – заговорил вновь Рарог после недолгого молчания. – Мы до берега вас добросим, а там уж князю о нас много не говори. И людям своим прикажи: они послушают. Вон как десятник ваш о тебе печётся.