– И это была мелодия автомата, созданного Виргилиусом? – спросил Симон с сомнением. – Ты уверена?

Магдалена пожала плечами.

– Во всяком случае, звонили колокольчики. И звук шел откуда-то из горы… снизу. – Она вдруг снова содрогнулась. – А что, если этот автомат и вправду убил своего создателя и подмастерья и теперь бродит где-то под нами в поисках новых жертв? Если он превратился… в голема?

– Чепуха, – возразил Симон. – Это простые страшилки, только и всего. Один лишь Господь способен создавать жизнь. Я скорее полагаю, что здесь как-то замешаны эти монахи.

Магдалена торжествующе оскалилась:

– Так, значит, ты тоже считаешь теперь, что Безобразный Непомук невиновен? Я же говорила!

– Имеешь в виду брата Йоханнеса?

Симон протянул Магдалене кружку воды, и женщина осушила ее жадными глотками.

– Даже если он и не колдун, то по-прежнему сидит в старом подвале, – задумчиво рассуждал Фронвизер. – Значит, ночью он в тебя стрелять тоже не мог. А может, это был просто охотник, который принял тебя за отбившегося от стада зверя? Ведь было довольно темно.

– Симон, не смеши меня! Я что, похожа на кабана? – Магдалена покачала головой и вздрогнула, потому что рана снова разболелась. – Это не охотник был, а тот незнакомец! Мне иногда кажется, что ты и вправду держишь меня за сумасбродную бабу.

Лекарь улыбнулся:

– Боже упаси, и не посмел бы никогда! Но вид у тебя сейчас какой-то… ну… усталый.

– Да я уж и не помню, когда так ясно себя чувствовала! – вскинулась Магдалена. – Но если ты еще раз скажешь мне, что я больна, то я и вправду захвораю!

Однако Симон снова погрузился в раздумья и, казалось, даже не услышал ее.

– Монахи и вправду ведут себя очень странно, – продолжал он неуверенно. – Все эти разговоры о богохульных экспериментах Йоханнеса и Виргилиуса… Что они этим подразумевали? И что понадобилось настоятелю с графом и приором в часовне на ночь глядя? Так ты говоришь, что Маурус Рамбек был очень взволнован во время службы…

– Как и молодой наставник, – перебила Магдалена. – Он был весь какой-то заплаканный и получил нагоняй от приора. И этот жирный келарь сторожил на галерее… По мне, так они скрывают какую-то тайну и боятся, что про нее узнают.

– Но граф Вартенберг? – нахмурился Симон. – Как, черт возьми, связан со всем этим Виттельсбах?

– Келарь говорил, что у Вартенберга хранится третий ключ.

– Третий ключ? – Симон покачал головой, встал и потянулся. – Все становится еще запутаннее. При этом у меня здесь еще дел по горло. Эта проклятая лихорадка, она как эпидемия…

Он показал на дверь: два пилигрима как раз втащили нового больного. Одетый в льняную рубаху крестьянин был бледнее покойника, его приглушенные стоны слились с хрипами и причитаниями прочих пациентов.

– И вообще все это паломничество превращается в средоточие эпидемии! – проворчал Симон. – Мы сколько лет с твоим отцом твердим, что люди не от испарений из земли заболевают, а друг от друга заражаются! В эти дни люди тысячами стекутся в Андекс, а потом разнесут заразу по своим городам и деревням. Им бы дома молиться…

– Слишком поздно, мастер Фронвизер. Теперь можно позаботиться лишь о том, чтобы они вернулись здоровыми.

Симон обернулся и увидел Якоба Шреефогля: он нес на руках больного ребенка. По лбу мальчика катились бусинки пота, глаза были закрыты.

– Родители считают, что достаточно будет помолиться сотню раз и пожертвовать свечку, чтобы ребенок выздоровел, – выругался советник. – К счастью, мне удалось уговорить их хотя бы на время обедни передать мальчика под вашу опеку. Просто стыд какой-то!