Нас выписывают аккурат тридцать первого. 

Мы долго прощаемся с докторами. Я, правда, очень благодарна.

Мы с Никой сделали им кучу поделок и, кажется, расстаемся друзьями.

Если быть честной, мы и не расстаемся. Нас ждет еще долгая реабилитация.

Но Ника очень рада поехать домой. Увидеть бабушку, нарядить елку.

Я радостно помогаю ей с чемоданом и вдруг замечаю, что самый красивый цветок, который мы складывали по технике оригами дочка пакует с собой. 

- Это для дяди… - она морщит лоб.

Я так и не сказала ей, как зовут Вильцева.

- Который меня спасал, - как будто отвечает на мой вопрос.

Стискиваю зубы и невероятным, титаническим усилием воли мне удается промолчать. И даже улыбнуться.

Когда же она забудет его уже?

Добираемся до дома на такси. Мы ужасно устали от больничных стен, от нервного напряжения и нескончаемых процедур. Так хочется поскорее скинуть обувь и плюхнуться на любимый диван, но реальность преподносит очередной удар - ключ не подходит к замку. Несколько минут мучаюсь, поворачивая его и так и этак, прежде чем на лестничную клетку выходит соседка.

- Добрый день, Анна! Дарья Васильевна просила передать, что у вас закончился договор аренды. Часть вещей у меня, часть… 

Она смотрит в сторону и я туда же поворачиваюсь. Замечаю на лестничной площадке груду, накрытую куском темной ткани - кажется, моей любимой шторой.

Когда мы с Геной начали жить вместе, Дарья Васильевна выделила сыну, а точнее нам с ним, одну из своих шести московских квартир, сдававшихся в аренду. Она - вдова, пережившая двух мужей. 

Гена убедил меня, что лучше будет отдать под съем мою двухкомнатную, а самим жить в центре в трешке. Сэкономленные деньги я откладывала на мечту - открытие студии. И маме тут тоже было удобно.

Оглядываюсь на соседку. 

Та хватается за ручку двери. В глазах лед.

- В общем, ты знаешь почему, - прибавляет.

Да, кажется догадываюсь.

- В общем, телефон ты мой знаешь, позвонишь как будет куда въехать… - и дверь захлопывается.

На площадке на нас уныло смотрит собранное мамино инвалидное кресло.

Проглатываю слюну. 

- А наш попугай? - произносит Ника.

Молчу, не представляя, что ответить дочке. И только сжимаю кулаки от безысходности.

Соседка с Дарьей два сапога пара. Я даже не удивлена, что мое имущество попало в двадцать пятую квартиру. 

Но эта последняя шпилька от матери Зеленцова меня даже как-то особенно не раздражает. Я понимаю, что, в общем-то, не имею никаких прав на это имущество.

Кирилл не стал предъявлять мне претензий за файл, утекший в сеть.

Но Гена, до вечера отправивший мне сообщений пять с извинениями после этого как исчез. И от Дарьи Васильевны тоже нет ни слуха, ни духа.

Знаю, что с Геной все чисто физически в порядке - он все еще обновляет инстаграм, но как подумаю о том, чем мог пригрозить моему бывшему жениху Вильцев, меня буквально топит событиями шестилетней давности. Страшно и жутко от того, что у меня опять мог вызвать теплые чувства такой вот человек.

А главное, Кирилл опять получается просто играючи разрушил мою жизнь.

Сжимаю руку Бусинки, глядя на запертую дверь.

- Попугай подождет нас дома, - проговариваю как заклинание. - А мы пока к тете Наде.

Спустившись вниз, достаю из куртки мобильный.

Привыкла уже не паниковать.

Ведь как-то же мы прорвались.

Я просто отвыкла от того, что такое люди и что такое Москва. Расслабилась. В последнюю неделю я слушала рекомендации врачей и занималась реабилитацией Ники. 

Думала, что вернусь домой и мы с Геной поговорим. Что он даст мне хотя бы пару недель собраться, выселить из двушки в Бутово арендаторов.