Просто прелесть.

На фоне Демида я проигрываю по всем фронтам в своем халате и собранными в хвостик волосами. Но эта разница меня ничуть не смущает.

Грозный видел меня и в изысканном платье при полном макияже и растрепанной мартышкой с утра, отекшей из-за беременности.

— Забыла переключить телефон с беззвучного режима, — подпираю закрытую дверь собой.

По правде говоря, у меня даже его номер из контактов удален. После выписки из роддома я вычеркнула Грозного, а заодно перекрестилась, цифры наизусть конечно забыла. А ведь когда-то помнила. Разбуди меня посреди ночи, безошибочно бы их назвала.

Как удивительно устроен мозг, он хладнокровно может стереть любые моменты, по которым раньше сходила с ума.

— Вбей в свою головушку Рыбкина, что теперь ты обязана отвечать на звонки всегда.

Он по-прежнему сердит и смотрит осуждающе, будто я совершила ужасный проступок.

— Это не блажь Демид, — не оправдываюсь, но объясняю мужчине, — я сегодня как белка в колесе. Но я поняла твою просьбу и в следующий раз не стану тебя вынуждать тащиться ко мне по бурану и пробкам.

— Не преувеличивай Юль, я просто проезжал мимо и…

— Не просто, а умышленно, — срываюсь я, однако не кричу, чтобы не привлекать внимание соседей. — Как ты мог проезжать, если я поменяла адрес? Ты специально выяснил дом, номер подъезда, квартиру. Ах, Демид, я же популярно дала понять, что не хочу связываться с тобой…

Эмоции захлестывают и разрывают всю мою горькую суть на части, а позади слышится робкий стук в дверь и жалобный голосок дочери. Грозный по незнанию сначала принял его за кошачье мяуканье. Но это Маруся заволновалась, что я исчезла из дома и потерялась.

— Мне пора, — сухо бросаю Демиду и не жду ответа. Приоткрываю створку.

Куда уж там…

Любопытство Маруськи просачивается между мной и дверным косяком вместе с Марусей. Оставаясь в квартире, дочь выглядывает и замечает Грозного.

— Здравствуйте, — как-то таинственно приветствует его и улыбается.

Поразительную разницу в отношении дочери к двум мужчинам наблюдаю сейчас.

Виктору, что таскает ей шоколадки, игрушки она бы точно не порадовалась, зато к Демиду, не сделавшему ровным счетом ничего, она испытывает интерес и какую-то благосклонность. Потому что не знает, насколько вредным бывает ее биологический отец.

— Здравствуй, Машенька, — тоном слаще любой конфеты отвечает Демид. И тоже одаривает улыбкой.

Он нарочно это делает и подобно молниям мечет свой взгляд то на кокетливую Маруську, то на побледневшую меня.

— Вы любите чай? — деловито спрашивает дочь. — Я умею заваривать черный или зеленый.

— Обожаю, — подыгрывает. Грозный терпеть не может чай, а пьет только кофе. — Всегда мечтал попробовать в твоем исполнении.

Демид манипулирует на чувстве важности. Совести у него нет.

На самом деле я не верю, что Грозному сдался чужой ребенок. Именно так представляется ему Маруська. У мужчины другие цели, о которых я пока не догадываюсь.

— Любовь моя, — обращаюсь к дочери и быстро выставляю ногу, упираясь ей в дверной косяк, чтобы Маруся не додумалась выйти в подъезд, — слишком поздно для гостей. В другой раз обязательно позовем Демида Леонидовича.

— Но к нам и так никто не ходит, — в умоляющем жесте складывает ладошки перед грудью.

И это правда. В целях безопасности я много лет не пускала никого в дом, все боялась прихвостней Грозного, но беда сама явилась к нам неожиданно, а маэстро моих ночных кошмаров, как добрый дяденька присаживается на корточки, чтобы казаться с Марусей на равных.

— Как твой животик, Машенька, не болит? — растапливает детское сердечко и неосознанно пускает лед по моему позвоночнику.