– Мне далеко до этого…

– Это вам кажется. Посмотрите, например, на Лилю Сумарокову. Она не намного старше вас, а какая сила, какой характер.

«Опять Сумарокова! Как будто нет других людей в нашей журналистике!» – подумала Лариса, вслух же она сказала:

– Ну, зачем же быть всем, как Сумарокова, это даже неинтересно!

– Да, такой, как она, быть невозможно. Лиля – одна.

Что-то было в его голосе такое, что заставило Ларису внимательно посмотреть на него. «Ах да, показная корпоративная солидарность, а сам небось завидует ее известности. Сумарокову знают все, а Костина? Фильм его знают, а вот автора пока не очень».

– Я серьезно вам говорю, подражать Сумароковой пытается вся женская часть всех газетных коллективов Риги. И никому не удалось стать такой же.

Лариса промолчала. Ей не хотелось спорить. Она собиралась с мыслями – от того, как пройдет беседа с Самойловым, зависело слишком многое в ее жизни. И Лиля Сумарокова ее волновала сейчас меньше всего…

– Гуляева, вы сделали отличный материал! Просто не верится, что это все вы успели за сутки. Очень хорошо! Во-первых, получите премию, во-вторых, ваш материал отметим как лучший в этом месяце, а в-третьих, останьтесь после планерки, поговорим о будущем. Вашем будущем.

Собравшиеся в большом кабинете немного погудели, Лиля Сумарокова громко поздравила ее, ответственный секретарь что-то еще говорил о свежем номере, о фотографиях, а Лариса пыталась успокоиться – ее особенность покрываться ярким румянцем в минуты сильного волнения выдавала ее с головой. Еще она очень хотела спать. Действительно, последние сутки оказались почти безразмерными. Редакционное задание, сломанный каблук, покупка туфель, закулисье концертного зала с массой незнакомых, но известных людей, которые почему-то были очень рады встрече с ней. До Ларисы только потом дошло, что все дело в ее спутнике – красивом, высоком, одетом с изрядной долей щегольства. С ним старались поздороваться, сказать пару слов. Все куда-то приглашали пойти после концерта, делились впечатлениями и интересовались мнением. Потом был разговор с музыкантом, уставшим, отирающим пот со лба. Было видно, что человек уже стар, что неприкрытое раздражение – это не характер, а усталость и возраст. Ларисе в какой-то момент стало его жаль, и она произнесла:

– Извините, что пытаю вас в такой час, но моя профессия немного жестокая.

Самойлов посмотрел на нее внимательно и вдруг стал рассказывать о том, как в юности он ловил рыбу и собирался стать ветеринаром, лечить кошек и собак.

– Только кто же меня спрашивал?! Родителям сказали, что у меня талант! Я, по чести сказать, терпеть не могу музыку, и этих ваших Бахов с Бетховенами тоже не люблю. Песенки любил, легкие, эстрадные, чтобы можно было машину мыть и слушать…

– Это можно написать? – Лариса растерялась от такой откровенности.

– Можете, у меня теперь не убудет, не прибудет. Вадим, – Самойлов вдруг обратился к Костину, который сидел тут же в артистической гостиной и листал какой-то журнал, – отвези меня домой, только через черный ход, чтобы никто не видел. А директор мой пусть сам все остальные вопросы решает.

– Да, конечно, вот только девушку по дороге домой забросим, Дмитрий Евгеньевич, хорошо?

Лариса помнила, как они шли по узким коридорам, спускались по серой неопрятной лестнице и очутились на улице, где пахло резедой, летней пылью и каштанами. Мужчины в машине о чем-то разговаривали, а Лариса уже соображала, что и как она будет писать. Времени у нее оставалось чуть-чуть.

Распорядок редакционной жизни прост и нарушаться не может. Позже всех приходят те, кто дежурит по номеру. Все материалы, запланированные в номер, должны быть в четыре часа уже в дежурной бригаде, которая делает макет, верстку, отбирает фотографии. Спуски полос, то есть страницы, делаются по очереди и сдаются в корректуру, где вычитываются, и в отдел цензуры. После всех проверок номер подписывается и уходит в типографию, чтобы рано утром оказаться в газетном киоске. Ларисе надо было успеть сдать номер к четырем часам дня. В ее распоряжении была ночь и утро. В обед она должна была завизировать интервью у Самойлова и только после этого отдать в секретариат. Она успела.