– Я из газеты. – Лариса показала ему редакционный пропуск.


Швейцар указал на стойку администратора.

Лариса на минуту замешкалась, но потом решительно двинулась к плотной тетке, которая спряталась за своей конторкой, как за крепостной стеной.

– Добрый день, я из газеты. Можно мне позвонить Самойлову.

– Нельзя. Просили ни с кем не соединять. Вечером концерт.

Лариса сейчас, кроме ожесточения и свирепого желания заполучить интервью, ничего не испытывала. Ей нужно было время, чтобы «сориентироваться на местности» и, взвесив все, решить, что следует предпринять. Поэтому, повздыхав, она направилась к остальным бедолагам.

Чтобы не терять времени, достала блокнот и стала набрасывать план возможного разговора.

Первое правило журналистики гласило: «Не задавайте вопрос, на который можно ответить односложно – «да» или «нет». В противном случае беседа прекратится, не успев начаться. Из развернутых же ответов можно выудить массу деталей, которые в должном оформлении могут сделать материал. Следуя этому правилу, Лариса отмела все дежурные вопросы о том, понравился ли маэстро город, море и концертный зал. «Кто вам шьет концертные костюмы?» – написала она в блокноте. Этот вопрос, во-первых, скорее всего, не вызовет раздражения, поскольку направлен не на личность, во-вторых, его запросто можно расценить как комплимент, особенно если произнести с соответствующей интонацией. Следующий вопрос был о том, что музыкант предпочитает на ужин перед концертом. Тема еды весьма благодатна. Почти все без исключения артисты сидят на всяческих диетах и любят поговорить о страшных мучениях, через которые они проходят на пути к идеальной форме. Третий вопрос касался собственно творчества. Лариса решила отойти от традиционных типа «каковы ваши планы» и «какое произведение вы любите больше всего». «Какой концерт вы считаете самым неудачным? Если вообще таковой был?» – записала она в блокноте. Этакая игра – самокритика, напрашивающаяся на комплименты.

Второе правило журналистики звучало так: «Будь всегда внимателен и во всеоружии. Час «Х» может наступить внезапно». Лариса это правила тоже хорошо знала. Даже сейчас, полностью погрузившись в свои записи, она боковым зрением отметила некоторое движение в первых рядах ожидавших журналистов. Те, которые были с телекамерами, бросились куда-то к лифту, фотографы решили поймать Самойлова на улице. Люди с диктофонами и блокнотами попытались протиснуться между телевизионщиками, но не тут-то было. Стена крепких мужских спин сомкнулась, образовав непробиваемый панцирь. Лариса сидела дальше всех от лифта, но благодаря сообразительности – все огибали диваны, путаясь в мебельных лабиринтах, – она выбрала длинный, но прямой путь вдоль окна. На ее пути ничего и никого не было, а потому именно она встретилась лицом к лицу с высоким симпатичным мужчиной, который, смеясь, что-то рассказывал выходящему вместе с ним из лифта Самойлову. Лариса нацепила на лицо полуулыбку и четкой скороговоркой произнесла:

– Добрый день, Дмитрий Евгеньевич! У вас потрясающие костюмы, у кого вы их шьете?

От неожиданности Самойлов и его спутник замедлили шаг и посмотрели друг на друга. Лариса, почувствовав, как кто-то толкает ее в спину, переступила с ноги на ногу, на что-то наткнулась каблуком и, зашатавшись, рухнула к ногам знаменитости.

– О господи, – произнес Самойлов.

– Идите, директор вас проводит, – произнес его собеседник и наклонился к Ларисе. Акт милосердия проходил уже в почти пустом вестибюле – все ринулись на улицу вслед за мэтром.