– Вы о краже воды из Сантэйского водопровода?

Новость прошедшей недели. Впрочем, в казармах ее обсуждают до сих пор. Эвитанцы так и не смогли толком понять. Вода – практически общая и ничья. Так почему ее воровство приравнивается к убийству?

Генерал досадливо поморщился. Явно не понимает - издевается собеседник или нет.

Видимо, выбрал второе. Потому что зло дернул плечом:

– Стал бы я лично вмешиваться - из-за суда над придурком, которому воды мало!

А по закону – нужно. Но когда же тут менять законы - если они вместо этого «Величеств» меняют раз в месяц?

А гвардии - не до законотворчества. Немудрено, что Всеслав разбил их в пух и прах.

Впрочем, тут злорадство - неуместно. Тенмара и его товарищей он тоже разбил. Два года назад…

– Речь об оскорблении богов… – начал генерал. Но оборвал сам себя:

– Служившая Вирге дура не могла подождать двадцать лет!

Сами виноваты. Нечего отбирать по знатным семьям маленьких девочек. И заставлять их по двадцать лет служить закосневшей в девичестве Вирге. После крещения для приличия объявленной святой Виргинией.

Любой взбесится - заставь его провести лучшие годы в монастыре.

Хотя молчал бы ты, эвитанец. В Квирине хоть через двадцать лет отпускают. А в твоей родной стране если уж запрут молиться - то навсегда.

– Короче… Виргинку и ее любовника казнят перед вашим выступлением. Чернь захочет еще крови. И она должна пролиться.

Кто, чернь?

– Эвитанцы не убивают друг друга. – Тенмар надеялся, что льда в голосе достаточно. – Это было оговорено.

– Я этого и не требую! – раздраженно рявкнул Кровавый Пес. – Убейте, кого хотите. Но кровь на арене должна пролиться!

– Кого хотим? – бровь Анри поползла вверх.

Как когда-то отца раздражала эта привычка! «Ты надо мной издеваешься?!» – рычал старый герцог Тенмар…

– Выберите любого гладиатора. Из любой страны! – Похоже, Поппей сдерживается из последних сил. – Хоть чернокожего рубийца! Кровь у всех одинаково красная!

– Ни я, ни мои люди не станут убивать никаких чернокожих рубийцев! – отчеканил Анри. Моля Творца или Темного – кто услышит! – чтобы сейчас хоть немного напоминать отца. В его лучшие годы.

«Никогда не сомневайся, что люди выполнят твой приказ. И они его выполнят. Никто не должен усомниться в твоих словах. И в первую очередь – ты сам!»

– Мы – солдаты, а не рабы. Это тоже оговорено.

– Будь по-вашему, – Поппей Август только что сквозь зубы не цедит. Ничего, прикажет другим. Не эвитанцам. – Да, еще, подполковник… Напоминаю, казнь состоится до боя. Приятного зрелища… солдат.

3

Хорошо, что им не придется убивать. Точнее, придется не им.

Плохо, что бой после казни. А еще хуже, что, пока Анри любовался поганой рожей Поппея, остальных увезли в амфитеатр. Сержа уже не заменить. Сегодня он увидит, как человека медленно забивают насмерть.

Увидит - перед первым боем на арене.

За два последних года Анри заставил себя измениться. Импульсивный и прямолинейный в юности - вынужден был стать хладнокровным и невозмутимым. Насколько сумел.

Хватало несдержанных подчиненных. Если еще и командир начнет вести себя так же…

Только потому ему не хотелось убить квиринскую чернь. По-настоящему - ни разу. За все эти месяцы.

Плебс жаждет крови и зрелищ. И радостно рукоплещет одному из любимцев – гладиатору Анри Отважному.

Он ненавидел их. Но не настолько, чтобы желать им смерти.

До сегодняшнего дня.

Остальные уже ждут за кулисами. Николс с Сержем – рядом, Жан – в стороне.

Мелькнула надежда, что здесь их и продержат. До самого выступления.

Крики слышны будут. Но слышать и видеть – не одно и то же…