— Катя! Та-а-а-ак, — сразу замечает мою блузку. — В кабинет ко мне. Живо!

Иду, конечно.

— Кто постарался?

— Случайность. Не проявила осторожность в кафе.

— Вот как. Сама, значит, вылила.

— Так и есть.

— Позволь прояснить, Катя. С клубом — это наказание им, а не помощь тебе.

— Я поняла.

— Планируешь быть терпилой?

— Я случайно опрокинула стаканчик с чаем. Сожалею, что приходится сидеть в таком виде, сменную одежду я не взяла.

— Если будешь терпилой, даже приближение ко мне не поможет, уйдешь ведь с курса сама, не выдержишь.

— Вы плохо меня знаете.

— Очень надеюсь.

— Я могу идти?

— Ты знаешь, при каких обстоятельствах вы получаете диплом от меня?

— В конце будет написанная самостоятельно статья. Тему вы скажете.

— Тему я не буду говорить. Вы пишете сами. Ищете интересные случаи, собираете доказательную базу и пишете разоблачение.

— Любые случаи?

— Неосвещенные до конца. Но можно пойти другим путем.

— Каким?

— Написать сенсацию.

— На любую тему?

— Почти. Возьми интервью у обвиняемого.

— Тоже ведь не у любого, верно?

— У кого-то, кто не давал интервью. Кто старательно отмахивается от них.

— Сдается мне, есть у вас на примете такой человек, я права?

Орлов кивает, вертит в руках телефон. Он будто сомневается, стоит ли мне говорить.

— Это твой знакомый, Катя.

— Кирилл?

— Ты знакома с его делом?

— Вскользь.

— Познакомься поближе, разузнай все, почитай статьи.

— Он никогда не давал интервью?

— Ни слова.

— И с чего вы взяли, что мне удастся его разговорить?

— Ты живешь с ним.

— Откуда вы…

Таких подробностей я ему не говорила, и сейчас мне не по себе. Он следил? Или узнавал?

— Просто знаю.

— Я не сделаю ничего, что может ему навредить.

— Кто говорит о “навредить”, Катя? Интервью с ним само по себе сенсация. Ты можешь написать статью, оправдывая его.

— Насколько я знаю, он и так оправдан.

— Да, судом, но людям нужно не это. Никто ничего не понимает. Он ведь правда оперировал под кайфом. Почему?

— Если я не возьму интервью, я ведь не получу диплом, да?

— Зачем так жестоко, Катюш… Но найти что-то такое же стоящее будет сложнее. И уговаривать тех, кого не знаешь… сама должна понимать. Даже мне не всегда удается.

— Я могу идти?

— Можешь. И вот, — достает из шкафа свою рубашку. — Надень. Завтра вернешь. В таком виде в офисе находиться нельзя.

— Спасибо.

— Подумай над тем, что я сказал.

Выйдя из кабинета, переодеваюсь.

Остаток дня я изучаю дело Кирилла. О нем я знала немного, в основном то, что рассказывал отец. Про несправедливость и невиновность.

Я воспринимала Кирилла хорошим человеком, готовым прийти на помощь в трудную минуту, но когда ищу информацию и читаю статьи, складывается впечатление, что он — вселенское зло.

“У жертвы некомпетентного хирурга осталась годовалая дочь”, — читаю очередной заголовок.

Статей, где бы написали, что все не так, как кажется, очень мало. Тех, кто Кирилла защищал, практически нет. Только обвинения.

Я не замечаю, как день подходит к концу, но сижу еще, выжидаю, пока все уйдут.

Выхожу с опаской. Кто знает, меня могут ждать за поворотом, но там, к счастью, никого.

Я спокойно добираюсь до дома. Пытаюсь открыть дверь ключом, но понимаю, что она закрыта изнутри. Звоню в дверь, слышу шаги.

Кирилл пропускает меня внутрь, отходит. Я разуваюсь, но мнусь с курткой. Под ней — рубашка Орлова, и мне почему-то неуютно. Но и стоять в пуховике, когда в квартире жарко — странно. Раздеваюсь, вешаю куртку на крючок.

— Это еще что такое? — надвигается на меня. — Почему ты в мужской рубашке? И чья она?

19. Глава 19

Кирилл

Я не рассчитал силу и, дернув за воротник, сорвал несколько пуговиц. Они отлетают, оседая на полу. Ткань сползает, оголяя часть плеча и ключицу, остро выступающую под кожей.