— Я никогда не целовалась.

Она внезапно слишком откровенная. Толкается носом мне в шею, чувствую там ее дыхание.

— Катюш…

Пытаюсь ее отстранить. Что они ей, блядь, насыпали? Найти бы их всех и закатать, но опять-таки… мне не нужны проблемы. Нахер все. Я просто хирург, я выполняю свою работу. Защита наивных глупых девочек не в моей компетенции.

— Ты так пахнешь… можно я… попробую?

Я охереваю от того, как резко она переходит на “ты”, и как-то даже не успеваю уточнить, что именно она собирается пробовать, как Катя приподнимается на цыпочках и прижимается губами к моим. Правда пробует. Облизывает языком, ласкает.

Выдержка летит к хренам.

Я на нее набрасываюсь. Сминаю ее губы, проталкиваюсь в рот языком. Она охает, но впускает и отвечает. Несмело. Наверное, и правда не целовалась.

Я краду у нее первый поцелуй. Это осознание ударяет в голову и в пах. Там все уже болезненно ноет от желания.

Катя обвивает мою шею руками, приподнимается на цыпочках и льнет ко мне. Поднимаю ее, невесомую, на руки, она тут же обвивает ногами талию. Толкаю ее к столешнице, усаживаю сверху и устраиваюсь между ее ног.

Она тяжело и надсадно дышит, хнычет, когда пытаюсь отстраниться, и сама меня к себе приближает, хватая за кофту руками. Открывает охотно рот, когда целую, тоже вытаскивает язык.

Нетерпеливо ерзает. Зачем-то обнимает меня ногами, придвигается, трется промежностью о мой пах и охает, в шоке распахивая глаза. Я не железный. Знаю, что она девственница и что трогать нельзя. Вообще ничего нельзя из того, что мы делаем, но мы уже сорвались.

Катя в том состоянии, которое нужно удовлетворить. Я знаком с этим всем, когда-то баловался. Некоторые виды таблеток срывают крышу. Под их действием что угодно может произойти, так что всегда было проще трахаться. Выплескивать и трезветь с оргазмами. Это и приятно, и безопасно, себе точно не навредишь.

Катя тянет мою кофту вверх, добирается до оголенной кожи, проводит хрупкими пальчиками по торсу. Вряд ли понимает, чего хочет, если даже не целовалась. И я не должен быть тем, кто ей это покажет, но понимаю, что, если ничего не делать, она может себе навредить. Психоза мне тут только не хватало.

Снова подхватываю ее на руки и несу в спальню. В свою. За мной тяга к мазохизму никогда не отмечалась, но сейчас именно это и делаю. Издеваюсь над собой, позволяя себе ее раздеть.

Она очень податливая и горячая. Ни капли стыда, что определенно обусловлено действием того, что ей намешали.

Хочу ее такую трезвую. Чтобы вот так же охотно раздвигала ноги и показывала себя, чтобы выдыхала мое имя, когда к ней прикасаюсь. Она влажная, мокрая даже. С трудом сдерживаюсь, чтобы не толкнуться в нее пальцами. Торможу себя, знаю, что нельзя.

Размазываю влагу по клитору, она выгибается с громким стоном, нетерпеливо ерзает. Не сдержавшись, прикасаюсь и к себе через штаны. У меня давно не было секса, меня только это оправдает, хотя при наличии такого податливого тела в кровати любой бы не выдержал.

У меня мутнеет перед глазами от жажды разрядки. Я плюю на все. Снимаю штаны с трусами, швыряю их в сторону, ложусь на Катю сверху. Она притягивает меня к себе, целует.

— Я хочу быть твоей, — шепчет мне в губы. — Сделаешь меня женщиной?

Ерзает на постели.

Я не стану, конечно. Устраиваюсь между ее ног, вожу членом между мокрых складочек. Бью головкой по клитору. До искр из глаз. Кате требуется несколько таких движений, чтобы мелко задрожать и с криком кончить, сжав руками простыню.

Я прихожу к пику следующим. Кончаю в кулак, как, блядь, подросток. И убегаю в ванную умываться и приводить себя в порядок. Напоминать себе, что впереди вся ночь, и вряд ли Катя на этом остановится.