За кронами синих сосен вгрызались в небо ледяные вершины Граней – последний дар богов людям. Считалось, что умирающий Один отдал Граням последнюю песню, где каждое слово было насыщено мёдом поэзии, а Тор, ковавший этот лёд, разбил о него свой молот.

Но всё это легенды, сумерки богов задушили тот мир; кто на самом деле поставил нетающую стену – неизвестно, как и то, кого она защищает. Вполне возможно, что и не нас, а наоборот – остатки их растоптанного мира от ненасытности рода человеческого, совершенно безумного в жажде познания нового и неведомого…

В тот день мы много говорили. Вернее, говорил я, Седрик слушал. Доброй половины моих проблем он, видимо, просто не понимал, но всё равно не перебил ни разу. Да и советов по большому счёту тоже никаких не дал. Выслушал, попросил слова и высказал свою точку зрения по всем вопросам. Всё просто, ясно, лаконично и бескомпромиссно, а потому мудро.

Хельгу лелеять и воспитывать, Эда простить, Центуриону дать промеж ушей за непочтение к хозяину, Дану любить и нежить, с Капитаном поговорить начистоту, а всех врагов – перебить при первом же удобном случае. Всё! Никаких моральных мук, угрызений совести, натужной философии и вздохов о несовершенстве мира. А ещё он сказал, что если бы я хоть изредка позволял себе напиваться, то жизнь казалась бы мне куда более радужной.

Типа я не умею отдыхать и расслабляться. В жизни мужчины должны быть битвы, вино и женщины. Добровольно лишая себя чего-то одного, ты провоцируешь переизбыток второго и третьего. Возможно, именно поэтому я всё время воюю и никак не могу выжить из замка всего одну озабоченную старушенцию…

– Спасибо, старина, – без малейшей иронии поблагодарил я. – Давай-ка возвращаться.

– Ставр, – неожиданно подал голос честно молчавший Центурион, – ты ничего не слышишь?

Мы с Седриком мгновенно обратились в слух. Вроде бы какой-то невнятный скрип. Тихий, едва различимый, но ритмичный. Я толкнул коня пятками, направляя его к западной стене, туда, где подход к замку перекрывается бездонной пропастью. Это самое безопасное место в нашей обороне, там невозможно пройти, можно только… перелететь?!

– Вы можете пригнуться, сир? – За моей спиной раздался рык старого крестоносца.

Я упал лицом в гриву, а над моим затылком свистнула стрела. Раздался характерный звук тупого удара в дерево, и прямо из пропасти поднялась раскрашенная ладья того самого драккара, который гонял меня у русалочьего озера.

– С возвращением, негодяи! – сквозь зубы процедил я, хватаясь за арбалет.

Тяжёлый болт взлетел едва ли не вертикально вверх, застряв в крыле ближайшего дракона.

Огромный борт летучего корабля закрыл полнеба, драконий рёв оглушил не хуже дубины по голове. Люди прятались за щитами, кто-то выкрикивал команды, и, прежде чем я вновь взял прицел, на нас обрушилось не меньше десятка арканов. Центурион умудрился увернуться, Седрику захлестнуло плечи, мне правую руку. Я ещё как-то сумел левой выхватить меч и, едва не падая с седла, рубануть по верёвке. С одного удара перерезать её не удалось, но старый воин сумел освободиться, а вот я…

– Куда вы, сир?!!

Собственно, мне это тоже было интересно. Корабль поднимался всё выше, уходя от наших стен, и кто-то дружно тянул мою светлость на борт. Меня, словно морковку из грядки, вырвали прямо из седла, так что я даже взлетел над палубой, а потом поймали в негостеприимные руки. Со всех сторон навалились брутальные мужики, заросшие бородой до самых глаз, в кольчугах, рогатых шлемах и драных килтах.

С меня сорвали пояс с мечом, отобрали охотничий кинжал и плащ из шкуры белого волка. От последнего я избавился со смешанным чувством. С одной стороны, это только моя вещь, штука аутентичная, идентифицирующая меня как лорда. С другой – в тесной драке тяжёлый плащ сковывал движения. Последнее в ближнем бою важнее.