Миссис Мей оглянулась по сторонам: сумерки сгущались всё больше.
– Кто-нибудь их видел? – спросил мистер Зловрединг.
– Нет.
Поверенный кинул быстрый взгляд на окутанные туманом склоны – тонувшие в полумраке леса позади бледных полей казались совсем чёрными – и заключил:
– Белки, вот что это такое было скорее всего.
– Возможно, – не стала спорить миссис Мей и отошла от него к пристроенной к дому прачечной, туда, где утром рабочие отрыли водосточную трубу. – По-моему, эта труба достаточно широкая, чтобы использовать её в качестве канализационной.
– Широкая – да, – согласился мистер Зловрединг, глядя на глиняные секции трубы, – но санитарный инспектор ни за что этого не допустит: все сточные трубы в этих краях идут прямиком в реку. Нет, боюсь, вам придётся поставить очистной бак.
– Так для чего тогда была эта труба?
Мистер Зловрединг кивнул на прачечную.
– Для воды от стирки и, возможно, из судомойни. – И, взглянув на часы, предложил: – Подвезти вас? Уже довольно поздно.
– Вы очень любезны, – поблагодарила миссис Мей, в то время как они шли обратно к двери.
– Это просто неслыханно, – возвращаясь к их разговору, сказал мистер Зловрединг, опуская руку на щеколду.
– Согласна с вами.
– Я имею в виду – дойти до того, чтобы вызывать полисмена. Невероятно.
– Вы совершенно правы, – сказала миссис Мей и принялась вытирать обувь о кусок мешковины, лежавший возле ступенек.
Мистер Зловрединг взглянул на свои ботинки и последовал её примеру.
– Ваш брат, должно быть, умел убеждать слушателей.
– О да.
– И был большой выдумщик.
– Ещё какой! По его словам, существовала целая колония этих человечков. Он рассказывал мне и о родственниках тех, кто жил в Фэрбанксе, – которые, как думали, поселились в барсучьей норе… здесь неподалёку, на опушке леса. Дядя Хендрири и тётя Люпи… – Она искоса взглянула на мистера Зловрединга. – У них было четверо детей…
– По словам вашего брата, – скептически заметил мистер Зловрединг и снова протянул руку к щеколде.
– И по словам старого Тома, – засмеялась миссис Мей и понизила голос. – Старый Том клянётся, что всё это – истинная правда, но утверждает, что жили они вовсе не в барсучьей норе – даже если и жили, то совсем недолго, – а за стенкой возле очага, между кладкой и штукатуркой.
– Какого очага? – тревожно спросил мистер Зловрединг.
– Этого, – ответила миссис Мей шёпотом, распахивая дверь. – Здесь, в этом самом доме.
– Здесь, в этом самом доме… – изумлённо повторил поверенный и отступил в сторону, чтобы пропустить миссис Мей, а сам вытянул вперёд шею и заглянул в комнату, не переступая порога.
Тихая комната казалась пустой: жёлтый свет лампы лился на каменный пол, в очаге тлели угли. У окна лежала груда ореховых прутьев, очищенных от коры и расщеплённых, – заготовки для крыш; возле них стояло деревянное кресло. Вот всё, что они заметили. Неожиданно из тёмного угла у очага возникла Кейт.
– А, это вы… – Похоже, она собиралась сказать что-то ещё, но тут её взгляд, скользнув мимо миссис Мей, упал на мистера Зловрединга, всё ещё топтавшегося у порога. – Я проверила дымоход.
– Это я вижу – у тебя на лице сажа.
– Да? – равнодушно отозвалась Кейт, хотя глаза её блестели от возбуждения и, судя по всему, она не могла дождаться, когда мистер Зловрединг закроет дверь и уйдёт совсем.
Миссис Мей взглянула на пустое кресло, а затем – на дверь в прачечную.
– Где Том?
– Пошёл покормить свинью. – Кейт помолчала, потом, не удержавшись, выпалила: – Разве нам обязательно уже ехать? Тут через поле всего два шага, а мне ужасно нужно что-то вам показать…