Вторая мысль более тревожная. Возникал вопрос: кто делал снимки?

Фотографирование велось под множеством разных углов, и это сразу исключало автоматическую съемку. Просматривая снимки во второй раз, я заметил, что на двух сделанных сверху виден острый мысок красного ковбойского сапога.

У Макгрегора имелся сообщник. Слово «сообщник» часто звучит по телевизору, когда показывают сцены суда, но иного, более достойного определения я придумать не мог. В общем, он не вершил это в одиночку. Кто-то находившийся рядом с ним любовался происходящим и фотографировал, если, разумеется, не занимался одновременно и чем-нибудь другим.

Должен со стыдом признаться, что располагаю опытом и талантом по части членовредительства, но ничего подобного мне встречать не доводилось. Сувениры от трофеев – да! Ведь, в конце концов, и у меня есть коробка с предметными стеклышками, на каждом имеется капелька крови как память о моих приключениях. Хранить подобные сувениры абсолютно нормально.

Но присутствие второго лица, делающего снимки и наблюдающего за вашими действиями, превращает весьма интимный акт в подобие шоу. Какая непристойность! Этот человек – извращенец. Если бы я был способен на моральное негодование, то кипел бы справедливым гневом. Но, будучи лишенным подобных чувств, я лишь укрепился в желании ближе познакомиться с внутренностями мистера Макгрегора.

В каюте яхты стояла влажная жара, и мой восхитительно шикарный костюм для плохой погоды был абсолютно бесполезен. Я ощущал себя ярко-желтым пакетиком чая, погруженным в кипяток. Выбрав и положив в карман несколько самых четких снимков, я вернул остальные в потайное отделение, привел в порядок койку и вернулся в главную каюту. Насколько можно было судить, выглянув из окна – здесь, наверное, уместнее было бы сказать «иллюминатор», – в гавани не было никого, кто бы тайно за мной подсматривал. Я выскользнул из двери, убедился, что замок закрылся, и побрел сквозь дождь.

Из множества фильмов, увиденных мной за долгие годы, я прекрасно знал, что прогулка под дождем – самое подходящее место для размышлений о людских пороках, и занялся именно этим. Что за отвратительные типы Макгрегор и его друг-фотолюбитель! Как они могли стать подобными негодяями? Рассуждения представлялись мне более или менее правильными, и никакие иные мысли в голову не приходили. Оставалось надеяться, что этого достаточно для удовлетворения принципа Гарри. Я принялся размышлять о собственных пороках – что было гораздо более увлекательно – и думать о том, как устроить игрище с Макгрегором. Я чувствовал, как из самых мрачных глубин поднимается, постепенно заливая все тело, волна черного восторга. И очень скоро этот вал обрушится на Макгрегора.

Для сомнений, естественно, уже не оставалось места. Сам Гарри признал бы фотографии более чем достаточным доказательством, а хихиканье, доносящееся с темного сиденья за спиной, благословляло мою задумку. Мы с Макгрегором скоро займемся совместными изысканиями. А затем я получу специальный приз в виде его дружка в ковбойских сапогах. Дружок должен последовать за Макгрегором как можно скорее. Злодеи не имеют права на передышку. Одним словом, все это было очень похоже на распродажу, когда два предмета отпускаются по цене одного. От подобного предложения отказаться немыслимо.

С головой, полнящейся столь приятными мыслями, я мужественно и быстро шагал к автомобилю, не замечая дождя. Меня ждали великие дела.

Стремление следовать привычному порядку – дело скверное, особенно в том случае, если вы педофил-убийца, оказавшийся в поле зрения Декстера Мстителя. По счастью для меня, никто никогда не делился с Макгрегором столь важной информацией, поэтому я без труда обнаружил его выходящим из своей конторы, как всегда, ровно в 18:30. Он вышел через заднюю дверь, повернул ключ в замке и погрузился в большой «форд» – транспортное средство, весьма удобное как для демонстрации клиентам новых домов, так и для транспортировки связанных мальчиков к причалу. Автомобиль влился в поток уличного движения, и я последовал за ним к его скромному дому из бетонных блоков на Юго-Западной Восьмидесятой улице.