На ночь Добрыню и его людей предусмотрительная Теодхильда разместила отдельно от прочих гостей, которые легли спать в пиршественном зале. Гостям с Руси Теодхильда предоставила комнату, где жили ее рабыни. По этому случаю всех невольниц спровадили почивать кого на сеновал, кого в поварню, кого в покои Теодхильды.

Добрыня долго не мог уснуть из-за духоты и громкого храпа, доносившегося из пиршественного зала через тонкую перегородку. К тому же Добрыню распирало сильнейшее любопытство, ему очень хотелось узнать, о чем толкует Теодхильда, уединившаяся с Харальдом и Регнвальдом в своей опочивальне.

Наконец, Регнвальд и Харальд вышли из покоев своей бабки и стали укладываться спать. Добрыня не утерпел и выскочил из-под одеяла.

– Ну, что тебе поведала Теодхильда, друже? – громким шепотом спросил он, присев сбоку на ложе Регнвальда.

Тот лежал на постели, закинув руки за голову.

– Сначала Теодхильда расспрашивала меня и Харальда про наше житье на Руси, про мою мать выведывала, про моего отца… – после недолгого молчания тихо промолвил Регнвальд, не глядя на Добрыню. – Очень расстроилась Теодхильда, узнав, что родители мои умерли. Сфандра была ее самой любимой дочерью. Потом Теодхильда сказала, что Эмунд и Торд, конечно же, станут оспаривать на тинге право мое и Харальда взять власть в Вестерготланде. Однако у них вряд ли что-нибудь получится, ибо народное собрание придерживается здешних законов и не пойдет на поводу даже у самых могущественных конунгов.

– Значит, не Теодхильда, а народное собрание будет решать, кому быть ярлом в Вестерготланде. – Добрыня разочарованно покачал головой. – Разве можно в таких делах полагаться на мнение народа! Что путного можно ожидать от толпы?

– Насколько я понял со слов Теодхильды, тинг у варягов весьма отличается от новгородского веча, – сказал Регнвальд. – Все решения тинга основываются на древних законах, нарушить которые не позволяется ни ярлам, ни конунгам – никому. За этим следят особые старейшины – годи.

– Как же варяги записывают свои законы, ведь у них нет письменности? – поинтересовался Добрыня.

– Я задал Теодхильде этот же вопрос, – ответил Регнвальд, – и узнал от нее, что все местные законы хранят в памяти так называемые законоговорители. Их выбирают на народном собрании именно с этой целью. При любом споре на тинге собравшиеся всегда сначала выслушивают законоговорителей, а уж потом принимают решение.

Добрыня, насмотревшийся всякого на народных сходках в Новгороде, лишь пренебрежительно усмехнулся, слушая Регнвальда.

– Всякий закон можно истолковать по-разному, ежели постараться, – хмуро обронил он. – Эмунд и Торд отсыплют злата-серебра этим законоговорителям и лишат вас с Харальдом родового наследства. Вот ведь как может обернуться, приятель. – Добрыня тяжело вздохнул и мрачно добавил: – Как говорится, от чего мы ушли, к тому и пришли.

Регнвальд промолчал.

– Спать ложитесь, нечего раньше времени беспокоиться! – раздался негромкий голос Харальда с соседней кровати.

Свои народные собрания варяжские общины Готланда проводили в местечке под названием Браттахлид, что переводится как «Крутой яр». На варяжский тинг допускались только взрослые мужчины, женщинам и детям доступ на эти собрания был запрещен. После того, как старейшины-годи принимали решение созвать народ на сходку, во все города, селения и хутора рассылались гонцы с известием об этом. Обычно тинг собирался дважды в месяц.

Глядя на бондов, живущих в окрестностях Велинга и Висбю, Добрыня обратил внимание, что большинство здешних селян-общинников независимы от конунгов и ярлов. Это были, как правило, зажиточные крестьяне, имеющие в достатке землю и скот. У зажиточных бондов имелись свои выборные предводители – хевдинги, которые отстаивали их интересы на тинге перед высшей варяжской знатью.