Спустя пять дней зеленая береговая кромка растаяла за кормой. Дальнейший путь пяти Добрыниных ладей пролегал по неспокойной глади безбрежного моря. Свинцовые пенные валы подбрасывали ладьи, идущие под парусами, словно щепки. Кормчие предлагали Добрыне переждать шторм на острове Хийумаа, но тот не послушал их. Добрыне не терпелось поскорее добраться до Вестерготланда. «Надо поспешать, други мои, – говорил он, – покуда соседние ярлы не растащили наследие Скеглара Тости по частям».

Юный Владимир никогда в своей жизни не видел столько воды, которая шумела и пенилась под напором ветра, от которой исходил совершенно особенный соленый запах. Днем, вечером и на рассвете взор Владимира не различал вокруг идущей на закат ладьи ничего, кроме морской глади. Бледно-бирюзовое море сливалось вдали с линией горизонта, к какой из сторон света ни обращал бы Владимир свой взгляд. Ему стало казаться, что морю не будет конца, что скорее всего кормчие сбились с пути.

Когда солнце в очередной раз скатилось в морскую пучину, окрасив небосвод на западе оранжево-красными отблесками, Владимир схватил Добрыню за руку и стал умолять его повернуть обратно к устью реки Невы.

– Дядюшка, мне совсем худо, – стонал Владимир. – Я не могу ни спать, ни вкушать пищу. Все, что я съедаю, выходит из меня вместе со рвотой. Меня, наверное, отравили. Ох, как мне скверно! Я умираю!..

– Такой недуг часто случается у людей, впервые оказавшихся в море, – успокаивал племянника Добрыня. – Никто тебя не травил, дружок. Я ведь вкушаю то же, что и ты, и вполне здоров. Спустись под палубу, приляг.

– Не хочу я сидеть внизу, там темно и страшно, – капризничал Владимир. – Стоит мне лечь, как у меня начинается головокружение. Я хожу как пьяный, дядюшка. А ведь я не пил ни пива, ни медовухи.

– Потерпи, племяш, недолго осталось. – Добрыня встряхнул Владимира за плечи. – Скоро покажется остров Готланд.

Мрачные тучи наползли с северо-востока, влекомые тягучими порывами холодного ветра. Морская гладь померкла, напитавшись темными красками. Вскоре погас закат и ночная тьма окутала качающиеся на волнах длинные ладьи, на которых зажглись факелы, дабы кормчие не растеряли друг друга в промозглом мраке.

Гридни укладывались спать прямо на палубе, заворачиваясь в плащи и овчины. Оружие все держали под боком. В здешних водах были нередки случаи нападения морских разбойников.

Добрыня устроился на ночлег в палатке, поставленной именно для него на корме судна. Здесь же лег спать и Владимир, измотанный этим долгим плаванием.

Кормчий и его помощник спали поочередно, поскольку им приходилось выдерживать постоянный курс, находясь подле рулевого весла. Не спали и те из гридней, кому выпало в эту ночь быть впередсмотрящими. Находясь на носу корабля, они внимательно вглядывались вперед, чтобы вовремя заметить скалу, торчащую из пучины моря, остров или огни встречного судна.

Добрыне удалось поспать лишь урывками, поскольку Владимир то и дело будил его своими стонами и охами. Постель казалась княжичу слишком жесткой, его постоянно мутило и бросало то в озноб, то в жар.

Июньская ночь пролетела незаметно.

Услышав над собой чье-то дыхание, Добрыня встрепенулся и открыл глаза. Меж краями входных занавесок в палатку просачивался бледный свет раннего утра. Доносился шум волн, рассекаемых носовым штевнем ладьи, слабо поскрипывали шпангоуты и внутренние переборки. Над Добрыней склонился кормчий Светозар в длинной полотняной рубахе и кожаном плаще, его бородатое морщинистое лицо выглядело уставшим, волосы были растрепаны ветром.