Потом кто-то бросил в Мага мармеладку.

Тот взвизгнул и нажал на спусковой курок. У него в руках был «магнум 32», штатное оружие агента ЦРУ – серое, тяжелое, не понимающее шуток орудие, способное разнести человека в клочки с тридцати шагов, и не оставить от него ничего, кроме кровавого пятна, лишней работы уборщикам и предписанного уставом отчета.

Никто и глазом не успел моргнуть. Кроме Азирафеля.

Из дула «магнума» вылетела тонкая струйка воды, и ударила в спину Кроули, который как раз смотрел в окно, пытаясь разглядеть в саду огромного черного пса.

Азирафель смущенно огляделся.

И ему в лицо ударил кремовый торт.

Было почти пять минут четвертого.

Махнув рукой, Азирафель обратил остальные настоящие пистолеты в водяные и вышел из зала.

Кроули догнал его за воротами, где он рылся в многочисленных складках своего плаща.

– Куда же он делся? – бормотал Азирафель.

– Он в рукаве, – сказал Кроули, и вытащил на свет быстро остывающий и весьма потрепанный птичий трупик. – Вот что получается, когда фокусы продолжаются слишком долго.

Он вдохнул жизнь в голубя, тот что-то благодарно проворковал и, осторожно оглядываясь, улетел.

– Да не голубь, – раздраженно сказал ангел. – Пес. Его до сих пор нет.

Кроули задумчиво покачал головой.

– Посмотрим.

Он открыл дверку машины и включил радио. – …выбросить тебя из головы, и не выбросить тебя из головы, – защебетала Кайли Миноуг, – выбросить тебя из ПРИВЕТ, КРОУЛИ.

– Привет. Алло, кто это?

– ДАГОН, ПОВЕЛИТЕЛЬ МУК, ХРАНИТЕЛЬ ЛИЧНЫХ ДЕЛ, ПОДКНЯЖИЙ СЕДЬМОГО КРУГА. ЧЕМ МОГУ БЫТЬ ПОЛЕЗЕН?

– Адский пес… просто проверяю. Он нормально отбыл?

– ВЫПУСТИЛИ ДЕСЯТЬ МИНУТ НАЗАД. А ЧТО? ПРОБЛЕМЫ? НЕ ПРИБЫЛ?

– Нет-нет, никаких проблем. Все нормально. А, вот он, вижу. Хороший пес. Отличный пес. Все круто. Отлично вы там внизу работаете, ребята. Ладно, рад был поговорить, Дагон. Увидимся…

Он выключил радио.

Они посмотрели друг на друга. В доме раздался выстрел, и одно из окон разлетелось вдребезги.

– Какая досада, – проворчал Азирафель, воздерживаясь от более крепких выражений с легкостью, которая достигается только после шести тысяч лет воздержания от более крепких выражений и становится второй натурой. – Видимо, один не заметил.

– А пса нет, – сказал Кроули.

– Пса нет, – подтвердил Азирафель.

Демон тяжело вздохнул.

– Садись в машину, – сказал он. – Это надо обсудить. Нет, погоди-ка…

– Что?

– Счисти сначала крем.

Безмолвная августовская жара нависла не только над Лондоном. Вдали от него, вдоль дороги в Тэдфилд, пыль тяжело садилась на заросли высоких лопухов. Над живыми изгородями жужжали пчелы. Воздух пах так, словно вчера его забыли убрать в холодильник, а с утра подогрели в той же сковородке.

Над пустынной дорогой разнесся странный звук – словно тысяча железных глоток одновременно собирались рявкнуть «Ура!», но вдруг заткнулись.

На дороге стояла черная собака.

Это точно была собака. Во всяком случае, с виду. Если смотреть издали.

Есть собаки, которые с первого взгляда напоминают вам, что, несмотря на тысячи лет искусственного отбора, любой пес отошел от волка не дальше, чем на две кормежки. Он надвигается на вас неторопливо и целенаправленно – зов предков во плоти, клыки желты, из пасти смердит, а хозяин жизнерадостно кричит с безопасного расстояния, что «он душка, просто отгоните его, если будет надоедать», и сквозь зелень его глаз мерцает алый огонь костров плейстоцена…

Но при виде этого пса даже такие собаки бесстыдно забились бы под диван и притворились, что в данный момент в этом мире их не интересует ничего, кроме резиновой косточки.