– Это всего лишь картинка. Рисунок. На самом деле мужчина, разбирающийся в женщинах, счел бы ее не привлекательней грузчика. Впрочем, не буду отрицать, у нее есть определенный шарм. В тот вечер, когда Лилли познакомилась с принцем Уэльским, она носила траур – стояла себе в черном, собрав волосы в скромный пучок, среди расфуфыренных дам. Понятное дело, что на общем фоне она выделялась, как скворец, затесавшийся в стайку малиновок.

– И она привлекла внимание принца?

– Ну конечно. Если хочешь выделиться в осеннюю пору, когда опадают листья, лучше одеваться в зеленое, чем во что-нибудь пестрое, желтое и огненно-красное. Кроме того, у Лилли в привычке смеяться над условностями, по крайней мере самыми тривиальными, и потому она редко носит корсет.

– Ходит без корсета… – Подобное поведение было за гранью моего понимания. – Но почему?

– Хватит, довольно о Лилли Лэнгтри. Мы и так уже уделили ей излишне много внимания. Все равно ее роман с принцем окончен, и она снова полезла на сцену. Нахалка лишает работы нас, завоевывавших место под солнцем упорным трудом и талантом, в то время как она развлекалась, избегая света рампы. – В голосе Ирен звучало неподдельное раздражение. – В нашей безнравственной профессии, Нелл, сложно добиться успеха и безо всяких распутных дилетанток, мечтающих о театральной карьере.

– Если ты хотела потрясти меня своим цинизмом, Ирен, то у тебя ничего не получилось, – без всякой искренности заявила я. – Ты никогда не будешь вести столь аморальную жизнь, как она. Даже ради карьеры.

– Это верно, – посерьезнев, согласилась Ирен, воткнув в манекен еще одну булавку. – Я не подушечка для иголок и не готова добиваться намеченных целей, приняв горизонтальное положение. Наверное, поэтому мне вряд ли стоит рассчитывать на большой успех.

– Может, ты выйдешь замуж и уйдешь со сцены?

– Никогда. Замужество представляет собой кричаще безвкусный обмен свободы на безопасность. Кроме того, эта безопасность мнимая, ведь кто как не муж решает, что жене можно, а чего нельзя. Брак – это лишь сделка, скрепленная вместо контракта гражданскими церемониями и религиозными ритуалами.

– Я всегда считала брак священным союзом, главным, наивысшим долгом, который обязана исполнить каждая женщина. Порой в силу обстоятельств некоторым женщинам оказывается не под силу его выполнить, – я вспомнила о болезни нашего сладкоголосого викария Джаспера Хиггенботтома и запнулась, сглатывая образовавшийся в горле предательский комок, – однако мы все-таки о нем мечтаем. И вот теперь ты говоришь, что брачный союз – западня и бред. Тебя послушаешь и приходишь в отчаяние – столь незавидной получается женская доля.

– Прошу тебя, Нелл, не отчаивайся! Не надо думать, что раз большинство безропотно смиряется со своим уделом, уподобляясь овцам, которых гонят на заклание, мы обязаны следовать их примеру. Мы из тех овечек, у которых хватает мозгов сбежать с бойни, чтобы вновь весело резвиться на лужку. – Она отвернулась от манекена и улыбнулась: – Кстати сказать, я хотела попросить тебя о помощи. Мне надо решить, что надеть. У меня во вторник утром важная встреча.

– Снова прослушивание? Новая опера? Гильберт и Салливан[8] опять что-то сочинили?

Ирен покачала головой:

– Все далеко не так банально. Мне предстоит познакомиться с мистером Тиффани.

– Мистером Тиффани?

– Это же знаменитый ювелир из Нью-Йорка. Ты что, с необитаемого острова?

– Нет, из Шропшира, – отрезала я, обеспокоенная тем, что Ирен уважительно назвала Тиффани мистером. – Надеюсь, ты собираешься встречаться с ним не в Нью-Йорке?