Соскакиваю с места и бегу в туалет. Запираюсь, склоняюсь над раковиной и дышу так глубоко, как меня учил психолог, пытаясь справиться с тошнотой. Со мной так всегда - меня тошнит, когда сильно волнуюсь. Регина не поможет. Моя последняя надежда рухнула, как карточный домик. Мама говорит, что выход всегда есть, просто не все могут его увидеть.

- Сонечка, с тобой все в порядке? – кричит тетка по ту сторону двери.
- Да, все нормально, – отзываюсь я, но на самом деле не хочу больше видеть Регину.
У меня в голове не укладывается ее предложение и вид деятельности. Мы с мамой думали, что она управляющая в клубе и по совместительству хореограф. Да, были у меня подозрения, что она учит девочек стрип-пластике, и я не осуждала. Но чтобы вот так откровенно торговать девушками! Я всегда думала, что такое бывает только в кино.

Когда мне становится немного легче, я выхожу из туалета. Оглядываюсь по сторонам и сбегаю домой через черный выход.

Домой бреду дворами, думая, что делать. Можно заложить квартиру. Знать бы еще, где…
Вспоминаю, что рядом есть банк, направляюсь туда. В банке мне предоставляют список документов, в которых написано, что присутствие владельца квартиры обязательно. Мама никогда не согласится... Прячу бумажки в сумку и иду домой, сочиняя речь для матери. Могу перевестись на заочное обучение и устроиться на работу на полноценный день. Но операцию нужно делать в ближайшее время, а не по чертовой очереди.

Дома долго объясняю маме, что кредит под залог квартиры - не так страшно, как кажется, и что я все отработаю. Но с каждым моим словом мама становится все мрачнее и мрачнее, отказываясь от кредита.

- Мама, мамочка, мамулечка! – пытаюсь до нее достучаться. Сажусь перед ней на пол и опускаю голову ей на колени. – Ты обо мне подумала? Если с тобой что-то случится, я не смогу жить! Ты же у меня одна.

- Сонечка... - мама гладит меня по голове. – Ну, все же не так страшно. Виктор Константинович сказал, что, если наблюдаться, можно спокойно дождаться операции. Не драматизируй, все со мной будет хорошо.
Виктор Константинович мамин доктор, и он не рассказывает ей всей правды, поскольку маме нельзя переживать. Он утешает и успокаивает ее. Ситуация намного хуже, чем она думает, и мне хочется биться головой об стену от отчаянья. Я обращалась в фонды, они не против помочь, но мы у них не одни такие, и сборы денег тянутся долго. А у нас счет идет на недели, если не на дни.

- Да и заложена наша квартира давно, - вдруг ошарашивает меня мама.

- Как заложена?! – поднимаю голову, не веря в услышанное.

- Я заложила, когда отца из тюрьмы вытаскивала.

- Ты же говорила, что следствие разобралось, и его оправдали! - Мама отводит взгляд и комкает подол халата. - А кто отдаёт кредит? – поднимаюсь на ноги и сажусь рядом с мамой на диван.

- Отец отдавал сам. Пока не пропал... - голос мамы становится тише, а дыхание глубже.

- И сколько мы должны? – спрашиваю так же тихо.

- Много… Там просрочка большая… Пеня, процент… Я тогда так волновалась за отца, что подписала договор, почти не глядя...
Закрываю глаза, откидываюсь на спинку дивана, и мне кажется, что я падаю в пропасть. Слышу, как мама начинает глубоко дышать и наваливается на меня.

- Мам! Мама!
Она теряет сознание, а мне кажется, что я теряю его вместе с ней - в глазах темнеет от волнения. Доктор сказал, что такое возможно, это распространенный симптом. Но мне все равно страшно, что она может никогда больше не очнуться.

Скорая приводит маму в себя, и она просто засыпает. А я все-таки звоню Регине. Теперь предпочитаю даже в мыслях думать о ней, как о постороннем человеке.