Перебравшись через борт лодки, вскинул автомат и, осторожно переставляя ноги, побрел по камням волнореза к берегу. Осклизлые мокрые камни, поросшие противной мелкой морской травой. Воздух был наполнен запахом гниющих водорослей, мусора и нефтепродуктов. Позади послышались бодрое шлепанье и привычный бубнеж:

– Эй, бро, подожди, а то я не успеваю!

Я добрался до береговой линии и тут же плюхнулся на задницу, спрятавшись за бетонной плитой, прикрывающей песок пляжа от морских волн. Дальше идти не хотелось, ну вот на кой ляд мне лезть первым? Я в герои не нанимался. По крайней мере не за те гроши, которые обещал хозяин «жабодава».

– Бро, ты чего? – удивился подбежавший ко мне болтливый паренек. – Сказали же идти к той хибаре.

– Я тут прикрываю высадку основных сил, – пошутил я, кивая на толпу вояк, осторожно бредущую по камням волнореза к берегу.

– Точняк! – догадливо хлопнул себя по лбу паренек и тут же упал рядом. – Бро, зацени какие у меня наколенники. Сам делал! Наколенники – самая важная вещь на войне!

– Ты, это… того, – тут же прервал я начинающийся словесный поток, – отползи метров на десять-двадцать, мы сейчас представляем отличную групповую мишень.

– Понял, не дурак! – Парнишка тут же подскочил и на карачках отполз в сторону.

Как только я остался в относительной тишине, тут же занялся тем, для чего, собственно говоря, и валялся за бетонной плитой все это время, а именно перешнуровал ботинки. Кирзовые берцы, которые мне выдали в тренировочном лагере месяц назад, были редкостным говнищем. Такого иезуитского орудия пыток не применяли даже в средневековой инквизиции. Они совершенно не хотели подстраиваться под ногу. Чтобы эти говнодавы перестали натирать мне ноги, пришлось на носок намотать еще и портянки.

– Че развалились? – сурово спросил подошедший бородач с РПК.

– Мы здесь прикрываем вашу высадку! – вместо меня крикнул в ответ болтун. – Кто-то же должен головой думать!

Бородатый великан надменно хмыкнул и, ничего не ответив, зашагал дальше к цели. За ним потянулась вереница мокрых и ободранных наемников. Я пристроился в самом хвосте этого шествия.

– Может, нам обогнать этих доходяг и провести разведку?

– Слушай, Вася, или как там тебя! – не выдержал я.

– Ваня, – поправил меня болтун.

– Так вот, мой молчаливый друг Ваня, давай договоримся: если ты ходишь постоянно за мной, то это еще не значит, что мы друзья. И если тебе так хочется умереть молодым, то делай это в одиночку. Лады? А меня за собой тащить не надо!

– Бро, ты чего? – искренне удивился Ваня. – Я ж просто предложил, ну типа для общего блага. Они ж, – он кивнул в сторону топающих плотной коробкой вояк, – явные валенки, не то что мы с тобой!

– Слышь, ты, Ваня Рембо, последний раз тебе говорю: заткнись и топай молча! Твой бубнеж за километр слышно!

Ваня заткнулся, и дальше мы шагали молча. Вокруг стояла серая мгла, характерная для всех приморских поселений в предрассветные часы. Той чернильной темноты, что была ночью, уже нет, но и солнце еще не всплыло из-за горизонта, и пока лишь только первые робкие лучи появляются где-то на востоке, пытаясь разогнать непроглядную муть. Если не принимать во внимание, что на мне навешан десяток килограммов смертоносного железа и я направляюсь в составе команды отбросов и головорезов грабить и убивать, то могло показаться, что сейчас мирное время и я в очередной турпоездке.

Ощущения были совершенно дикие. С одной стороны, мы вроде как штурмовая команда, которая высадилась на лодках и сейчас должна захватить небольшой приморский поселок, чтобы разграбить его, но при этом вокруг стоит абсолютнейшая тишина, нарушаемая лишь шумом ветра, играющего с незакрепленными металлическими предметами, шуршанием мелких камешков под ногами двух десятков бойцов, да едва различимый бубнеж Вани (вот ведь зараза, никак не угомонится).