Улыбаюсь от собственных мыслей. Докатились — дифирамбы Косте пою. Хорошо хоть не вслух.

Дочитываю параграф, убираю книгу на тумбочку (завтра нужно вернуть в библиотеку), и встаю, чтобы выключить свет. По идее, я уже должна уметь делать это магией. Слышала, как Аршанская хвасталась, что даже достает себе халат из ванной, не вставая с постели. Но как бы ни помогал Холостов, до мага мне еще как до луны пешком. Да и беседку я на прошлой неделе чуть опять не спалила. Как они все контролируют эти вбросы-выбросы энергии?..

С такими мыслями подхожу к стене, щелкаю выключателем и, шлепая босыми ногами по полу, возвращаюсь в кровать. Прохожу мимо окна и замираю: тонкая невысокая фигурка в белой куртке выныривает из темноты, на мгновение оказавшись в лучах фонарного света. Не успеваю ничего толком рассмотреть, как Руслан (а это не может быть никто другой), крутит своей белобрысой головой по сторонам, озираясь, и быстрым шагом скрывается в темноте за плотной стеной кустарников. Без шуток — ныряет прямо в кусты.

Отступаю от окна. На часах — второй час ночи. Подъем в восемь утра. После полуночи покидать замок вообще запрещено. Рекомендованный отход ко сну — одиннадцать вечера, но до двенадцати никто никого обычно не разгоняет. А если кто попадется после полуночи, то неделя садовых работ под надзором строгого завхоза обеспечена. Все, конечно, и после двенадцати шастают из комнаты в комнату, но шататься по саду в такое время… Зачем? Одному. Ладно бы если мимо прошмыгнула влюбленная парочка. Но один — и в кусты?

По правде говоря, с нашего с Русланом разговора подле Артемиды прошло две недели, и я, увлекшись собственными успехами в учебе, и думать забыла о нелепых подозрениях одногруппника. А сам он эту тему больше не поднимал.

Значит, таки не бросил свою теорию заговора?

Отступаю от окна и, наконец, забираюсь в постель. Не побегу же я за Любимовым в сад, в самом-то деле?

Воспоминание 55

14 мая

Холодно. Холод пробирает насквозь. Обнимаю себя руками, но не помогает: ледяные ладони на голых плечах только усугубляют. Почему я не надела куртку? Сейчас она бы мне очень пригодилась. Ах вот же она! Снимаю белую джинсовку с одной из низко опустившихся к земле еловых лап и кутаюсь в нее по самый нос, поднимая воротник. Не помогает, холодно.

Бреду в темноте. Тропинка узкая, кусты с обеих ее сторон разрослись настолько, что цепляются кривыми ветвями за одежду. Ноги путаются в траве, тонкие зеленые стебли не только заползли на каменную плитку с боков, но и пробиваются меж извилистых трещин, оплетя все вокруг и образовав под ногами что-то вроде паучьей сети.

Падаю. Разбиваю колени, но боли не чувствую, только досаду за свою неуклюжесть. В недоумении смотрю на перепачканные кровью ладони и плиты дорожки. Много, крови много. Наверное, Семен Семеныч охотился, а значит, на ужин будет крольчатина.

В этот момент замечаю нечто, висящее на ветке неподалеку. Отряхиваю с ладоней кровь, которая тут же осыпается на землю, как песок, и шагаю к дереву. Хвост, на ветке висит серый пушистый хвост в черную полоску!

Вскрикиваю, отшатываясь, роняю свою находку в траву, ставшую вдруг по колено, и бегу в темноту. Стебли поднимаются все выше, обвивают ноги, норовят оплести полностью и затащить в глубину.

Бегу. Афродита. Пустые глазницы светятся красным, а каменные губы изгибаются в улыбке.

— Беги, беги, дурочка, — произносит статуя хорошо поставленным мужским голосом, после чего ее поверхность идет мелкими трещинами. Одна рука отваливается и падает в травяное море, пропадая в колышущейся бездне с глухим хлюпом.