Черт с ним. Не боюсь же я их, в самом-то деле.

Русик радуется мне как родной. Яна благосклонно принимает подношение в виде прибереженного для нее стула, но занимает через одно сидение от сердобольного парня, явно оставив место рядом с ним для меня.

— Привет! Как поселились? — сразу нападает на меня с вопросами Рус, сияя, как новогодняя лампочка. И тут же продолжает, будто и не ожидая ответа: — Комнаты — отпад! И кормят отлично!

Янка морщит нос и отворачивается. Ну да, гречка.

Пожимаю плечами.

— Все отлично.

Может, и отлично, если мыслить объективно. Но я-то не объективна. Я никогда не жила в общежитиях, пусть даже с индивидуальным размещением, не останавливалась в отелях — зачем мне было? Добавим к этому ощущение «снова в школу» и получим коктейль с названием: «Мне капец как неуютно». И это если не брать в расчет то, что мы как бы вообще не на Земле, а чемоданы и подносы с едой материализуются в комнатах из воздуха.

Некстати думаю, как там Бабай. Это, наверно, вообще верх идиотизма — думать о домашнем питомце, когда попала в такое место. Вон народ в принципе не парится за тех, кого приручили. Соседи наши, помню, переезжали: кота оставили прямо в подъезде и погнали. Что, говорят, кошек, что ли, мало — новую заведем. Новое место — новый кот, логично же. Хорошо, что баба Маша с первого этажа забрала «бездомца» к себе. Мы с бабулей тоже думали, но Боб начал лупить возможного нового жильца прямо с порога. На эти крики и примчалась баба Маня. А там: любовь с первого взгляда. И — ву-аля — у Барсика новая жилплощадь.

Так что, да, может, я и идиотка. Но Бобка — мой, и я за него в ответе. Да и вообще, я как папа дяди Федора, только наоборот: я этого кота уже шесть лет знаю, а вас всех впервые вижу. Надо будет разыскать завхоза (как там его, Семен Семеныч?) и выяснить, что с «котенком».

Когда незанятых стульев не остается, а значит, все, кто должен быть здесь, уже на месте, на сцене появляется Жанна. Вальдемаровна заново перевязала «шишку» на своем затылке, отчего кожа на ее лбу натянулась, а брови взлетели еще выше, чем раньше. Так что, как бы она ни сжимала губы в прямую линию и ни покрикивала в микрофон, прося народ угомониться («перестать галдеть» — дословно), выглядит она скорее комично, чем строго.

Пока Шапокляк пытается усмирить впавшую в детство толпу (ну а что, антураж обязывает), кручу головой по сторонам. Все молодые, лица незнакомые. Не считая Холостова, Людмилы и Дениса, разместившихся по правую руку от Русика именно в таком порядке. Дэн разве что слюной не капает в Людкино декольте. Константин делает вид, что не заинтересован, просто за пис во всем писе, тем не менее не убирает ручку девушки, по-хозяйски разместившуюся на его колене, обтянутом дорогой джинсой. Цену набивает, но мосты не жжет. Дэн — он простой как три рубля. А мажор мажорский — тип мутный, не поймешь, что у него в голове. От таких лучше держаться подальше.

Наконец, Жанне удается навести порядок.

— Всех еще раз приветствую, — зычно произносит она в микрофон, и ее голос разносится по всему залу. Женщина окидывает взглядом аудиторию. — В тесноте да не в обиде, да, ребят? — «смешно», учитывая размер зала. Не сэкономь они на стульях, никакой тесноты бы не было. А так и правда, сидим впритирку друг к другу, хотя позади сидячих мест пустого пространства — хоть пляши. К чести Шапокляк, гримасничать долго она не пытается. — А сейчас прошу внимания и с удовольствием представляю вам директора нашего училища — Князева Станислава Сергеевича! — и первая начинает аплодировать, глядя куда-то за сцену.