Дойл обрушился на рептилоида с безжалостностью машины – ничего не чувствующей, ничего не мыслящей. Когтями он полоснул по стальной плоти, распарывая ее, заставляя рептилоида выть от боли. Но и тот не отставал от противника. Страшные челюсти вгрызлись в плечо диносаурума. Чем-то они напоминали челюсти крокодила, та же невиданная мощь и железная хватка. Два смертельных врага давили друг друга, причиняли ужаснейшие муки, отрывали куски плоти, оскверняя землю вокруг багрянцем крови. Лена бы и рада не смотреть на страшное действие, но не могла отвести глаз, будто загипнотизированная. Она знала, что потом ей будут сниться кошмары, а оглушительный рев будет преследовать в мыслях, но сейчас даже под страхом смерти она не могла отвести взор в сторону. Она видела, как Дойлу распороли бок вверх до самой подмышки, видела, как Дойл вырвал кадык рептилоиду. Она смотрела и видела, видела, но не понимала, как после столь смертельных ран все еще можно было драться друг с другом! Как можно было оставаться живыми!

Лена не сразу поняла, что ее оттаскивали подальше от места сражения. Вот оно, наглядно… она ни разу не боец, а среднестатистический тормознутый обыватель, которого убивают в первые секунды начала фильма о катастрофе. Если бы не верный Чешир и Дойл, блокирующий любые попытки рептилоида добраться до нее, то можно было прощаться с бренным миром.

Вокруг продолжал рушиться кусочек мира, в прямом смысле этого слова. Два чудовищно сильных существа вспарывали своими ударами землю, ломали деревья подобно тонким прутикам, и наносили друг другу такие раны, о которых не представляли даже бессмертные горцы из знаменитого земного сериала. Лена смотрела в черную беспроглядную мглу, но видела багровые реки крови. Невыносимая вонь смерти – приближающейся, неумолимой – уже накрыла реальность собой. В какой-то миг мрак разорвал пронзительный вой, полный страдания, а девушка увидела, как Дойл ловко извернулся так, чтобы оказаться на спине рептилоида. Захват челюсти, рывок мощных рук и страшное существо разорвано на две части, оставив после себя лишь кровь и внутренности, ставшие удобрением на века. Схватка завершилась окончательной смертью ожившего кошмара, которым пугали детей Земли-2. Да и не только детей.

Лена медленно встала на ноги, выбравшись из-за укрытия, куда спряталась благодаря Чешке. На этот раз старгар противиться не стал.

– Киз где? – задала она вопрос.

– Сбежал паскуда.

Она направилась к застывшему рядом с трупом диносаурму.

– Не приближайся! – последовал окрик.

Но Лена должна была увидеть. Обязана.

Дойл хотел ей помешать, оказавшись в мгновение ока рядом с девушкой, но она жестом попросила его не мешать. Бездонный взгляд мрачно сверкнул, но он позволил, и это было особенно ценно.

– О господи! – вырвалось у Лены, когда она все-таки рассмотрела останки рептилоида.

В тот же миг ее прижали к широкой груди, пряча от ужасного зрелища.

Обхватив руками талию Дойла, Лена застонала. Перед глазами навеки застыл не мертвый ящер, а то, что осталось от человеческой девушки, вернувшей себе первоначальный облик в смерти. Зрелище было еще более страшным, учитывая, как та была убита.

– Это одна из попаданок, – прошептала Лена, – моя соотечественница. Как же так?

– Мы разберемся, мы со всем разберемся, – шептал Дойл, – только не плачь.

Но при всем желании она остановиться не могла.

Лена оплакивала несчастную судьбу девушки, которую не успела узнать, но которая все-равно была ее сестрой.

Ведь их связал новый мир.

Возвращение в Обливион было наполнено одновременно и радостным нетерпением, и привкусом горечи. Дорога плавно летела вперед, возвращая Лену в город, в котором она провела очень мало времени, но который оставил слишком богатую на события память. Новая жизнь, новые встречи, непонятные способности, страшные нападения, опустошительные потери – целая вселенная самых разных оттенков. Особенно вспоминались подземные лабиринты заброшенного метро и ужасные существа, которых раньше Лена могла представить только по фильмам. Особенно больно было от воспоминаний о Дэни и встречи с рептилоидом, который оставил о себе вечную память. В окне автолета замелькали величественные деревья, раскрашенные всеми цветами осени. Дождь, который возможно было описать не иначе, как пушистый, добавлял сказочности пейзажу, а ползущий по дорогам туман навевал сказки о таинственных и мистических чудесах. Зрелище осенней природы завораживало, заставляло почувствовать себя пугающе беззащитным и одновременно невероятно свободным.