– Поехали, – улыбнулась ему. – На сегодняшний вечер я абсолютно свободна.
Если раньше я побоялась бы показаться доступной и легкомысленной, то в реальности, рухнувшей на меня своей скоротечностью, откладывать удовольствие и красться к нему маленькими шажками, пританцовывая в приличествующем темпе, была не намерена. За оставшиеся несколько месяцев в мои планы входило многое, о чём я даже никогда не задумывалась. Чудить на полную катушку, не оглядываясь на приличия и законы нашего общества.
– Мне нравится твоё настроение, – надавил под лопатками мужчина, уверенно направляя к своей машине, припаркованной в метрах двухстах от входа в кафе.
– А мне твой подход, – облизнулась кошкой, чуть прогибаясь и выпячивая пятую точку, делая изгиб более привлекательным.
В салоне мы поддерживали комфортное молчание, слушая шорох сцепления резины с асфальтом и тихое завывание джазового вокала из динамиков. Не знаю о чём думал Матвей, я же выбросила все мысли из головы. У меня был бесконечный месяц, загруженный каждую секунду размышлениями о безрадостном будущем. Хватит. Теперь я хотела жить и взять от жизни всё, что смогу.
Протолкавшись по вечерним пробкам, мы выехали на загородную трассу, оставив позади высотки и городскую суету. Жирные капли дождя мерно барабанили по крыше, стекали искривлёнными ручьями по стеклу и слетали на дорожное полотно, собираясь в блестящие лужи. Умиротворение – то, что ощущала сейчас я. Впервые со смерти мамы, а может за всю сознательную жизнь.
К двухэтажному, основательному дому, отгороженному от окружающего мира высоким забором, мы подъехали под раскаты грома и под пронизывающие почерневшее небо неоновые молнии, врезающиеся в горизонт. Повернулась к Матвею и увидела в его глазах схожую стихию, затянувшуюся голодной похотью бездонную голубизну.
– Прелюдии не будет, Надя, – хрипло выдавил слова, вытягивая меня за руку из машины и таща к крыльцу под нарастающий ливень.
– И не надо, – в предвкушении ответила ему, чувствуя, как нещадно тяжелеет внизу живота, пропитываются влагой трусики, и совсем не от дождя.
Не успели мы закрыть входную дверь, как Матвей набросился жадно с поцелуем. Нет. Он не целовал. Он впивался, кусал, зализывал, и создавалось ощущение, что ещё немного усилий, и мужчина сожрёт меня. Губы горели огнём, а возбуждение разъедало кровь калёным железом.
Его руки судорожно шарили по телу, сдирая мокрую блузку и дёргая застёжку прилипших брюк. Как только пуговица с молнией поддались, по губам скользнула прохлада, а я оказалась развёрнута и прижата грудью к стене. Никаких прелюдий. Резкий рывок в меня, растягивающий со сладкой болью, и грубые толчки, размазывающие меня по гладкой поверхности.
Матвей рычал, вгрызался в плечо, до синяков вдавливался пальцами в бёдра и не давал мне свободно вздохнуть. С каждым ударом в животе скручивало, стягивало, сворачивало и пульсировало, но для взрыва мне не хватало нескольких нажатий на клитор.
– Помоги, – проскулила на выдохе, собираясь направить мужчину к нужной точке, но он всё понял без меня, протолкнул руку между стеной и моим телом, и с силой обвёл вокруг налившейся плотности.
Прокатила одна волна, затем вторая, разряд протянулся по позвоночнику, судорогой свело между ног, выбрасывая импульсы внутрь меня. Сокращаясь в конвульсиях, закатывая глаза, погружаясь в долгожданный оргазм, почувствовала последний рывок, врезающиеся в кожу зубы, горячую сперму, выплёскивающуюся на ягодицы.
– Ты не воспользовался презервативом, – прерывисто прошелестела я. Хотя… Глупо, наверное, было думать об этом с моим-то диагнозом.