– Нет, только узнать, что вы действительно обо мне думаете. Ещё раз простите меня, мисс Джеймс. Я не имел права. Но в моём положении редко предоставляется возможность поговорить с кем-то открыто, услышать непредвзятое мнение. – Мистер Максвелл отвёл взгляд и погрустнел, напомнив, что и у богатых мира сего есть чувства, которые периодически ранят. – И вы в открытую высказали всё, что думаете обо мне и о моём вкусе в искусстве.

– Извините, я не хотела вас обидеть…

– Напротив! Вы не обидели, а только раззадорили меня. Купить все эти картины мне посоветовал агент, которому я плачу немалую сумму. Вы пейте кофе. Горячий он куда вкуснее.

Голос этого мужчины убаюкал меня, ввёл в какое-то подобие транса, из которого могла вывести только просьба испить из фарфора и отведать угощений. Он так трогательно поджал губы, умоляя выпить кофе, что я не смогла бы устоять, будь в чашке налит уксус. Пока я добавляла сливки в чашку из маленького кувшинчика, рука моя немного дрожала под внимательным взглядом хозяина. Сделав глоток, я чуть не вытаращила глаза, и сразу сделала второй. Без сахара и полутёплый, этот кофе показался нектаром богов.

– Вижу, кофе вам пришёлся по душе. – Одобрительно улыбнулся мистер Максвелл.

– Никогда не пила ничего вкуснее!

– Тогда вы должны перепробовать всё это. Парижские трюфели, белый швейцарский шоколад, неаполетанская пастьера.

И следующие десять минут он заставил меня перепробовать всё, что Гилберт собрал для нас на подносе. Я сама растаяла, как швейцарский шоколад на жаре, после такой дозы сахара и удовольствия. А пока я наслаждалась самым необычным завтраком в своей жизни, сам мистер Максвелл ни к чему не притронулся и, казалось, наслаждался моим сладостным мычанием.

– Так у вас есть агент по живописи? – Лопаясь по швам вместе с джинсами, вернула я беседу в деловую колею.

– Есть. Но судя по вашему виду, Сьюзен не очень хорошо во всём этом разбирается.

– Я не имела в виду ничего такого! – Запротестовала я с лёгким испугом. Сегодня я, похоже, умудрилась оскорбить всех в этом доме. – У каждого свой вкус, только и всего.

– Но вы с её вкусом не согласны.

– Вы и так это поняли по моему красноречивому монологу там, на лестнице.

Снова эта улыбка. Стоило губам мистера Хьюго Уильяма Максвелла или просто Уилла чуть приподняться, собрать складочками гладковыбритые щёки и заразить радостными огоньками глаз, как я на мгновение терялась.

– Поэтому вы здесь.

– Что? – Его слова ударной волной пригвоздили меня к спинке кресла. – Я думала… Сид сказала, что вы хотели бы нанять меня в качестве художницы…

В груди что-то зашевелилось. Словно сердце сняли с крючка вместо шляпы и унесли за дверь. В моей жизни люди часто принимали моё сердце за шляпу и уносили прочь, пока кто-то не возвращал его на место, но потом всё повторялось. Сид удалось вернуть его после предательства Гэбриэла, но теперь я чувствовала, как уже открылась дверь, как чужие пальцы взялись за краешки сердца…

Я ведь художница. Вся моя суть в палитре красок, наборе кисточек и мольберте. Я наполняюсь красками вместе с полотном, живу вместе с изображениями на картинах. И я надеялась, что, приехав в Берлингтон, смогу рисовать и наконец донести своё творчество людям. Но в моих руках художника никто не нуждался. Только в глазах.

– К сожалению, я ничего не смыслю в том, чтобы быть агентом. – Сокрушённо призналась я. – Мои вкусы не совпадают с современными тенденциями в искусстве. Я не только насоветую вам ерунды, но и растрачу весь ваш капитал на полнейшую чушь.