До приезда гостей, по прикидкам Стольникова, оставался час. Он наколол на щепу полено, оторвал пласт бересты и разжёг мангал. Баню решил затопить позже – всё равно вначале за стол, а там уж как пойдёт. Открыл плейбук, сделал запись, закрыл.

Старенький «Фольксваген» Рымникова прибыл на удивление почти в оговорённый срок – то есть с опозданием минут на пятьдесят. Из тёплого салона, застёгивая куртку, выбрался под лёгкую метель Алексей. Василий, весело сверкнув очками, вынул из багажника позвякивающие пакеты с городской снедью. Обнялись.

– Чего задержались-то? – Николай подхватил у Рымникова пару пакетов и первым двинулся по тропке в сторону дома.

– Ты Опоздайку не знаешь? – ответил в спину Куницын. – Вначале он ко мне на полчаса позже приехал, потом потащил зачем-то на Хитрый рынок, хоть по пути магазинов навалом. Чисто Земсков.

– Я опаздывать начал, когда вождя твоего никто в лицо не знал, – Василий стряхивал снег с ботинок, долговязо разуваясь под вешалкой. – Наговариваешь ты на меня, Лёшенька. Тапки где, Коля?

– Вон, мои возьми. Я в валенках пока, всё равно сейчас идти дрова в баню подбрасывать. Давайте, чего у вас там из холодных закусок, на стол. И напитков. Я сейчас картошку с мясом метну.

Поляну накрыли быстро, по-мужски: помидоры пополам, огурцы повдоль, соль отдельно. Сало толстыми ломтями, хлеб, мясо и рюмки. Вроде всё. А то салаты какие-то ещё, прости господи. Выпили за встречу: парни закупились акцизной водкой, потратились. Потом ещё по одной под горячее.

– Ладно, пойду баней займусь, – Николай вышел, впустив в избу небольшое облако холодного пара внешнего мира.

Рымников включил телевизор, там в записи вчерашний «Спартак» мучился с «Росгвардией». Результат известный – 1:1.

– Ты ему скажешь или я? – спросил Василий.

– Ну, давай я.

– Сразу надо было. Как вот теперь?

– Как-нибудь. Язык не поворачивался. Да и какая разница.

Сидели молча, наблюдая, как «мусора» возят «мясных». Стольников вернулся, сбросил у печки охапку поленьев.

– Через двадцать минут готова будет. Давайте ещё по одной.

– Давай, – Василий наполнил рюмки, посмотрел на Куницына.

– Предлагаю за Лену твою, – в большой мужицкой лапе Алексея хрусталь смотрелся нелепо. – Взяли её вчера.

Николай выпил на автомате, и вместе с холодной водкой падала в судорожный желудок единственная спасительная мысль «врут, розыгрыш». И тут же растворилась в неизбежном понимании «не врут». А потом постоянно всплывало рефреном «вот тебе и Новый год», «вот тебе и Новый год».

– Как? – вопрос не в смысле риторики и эмоций, а чисто технический. «За что?» давно уже спрашивать было бессмысленно – хоть Бога, хоть человеков. Оставалась конкретика.

– Вроде бы дома поздно вечером, как обычно у них, – Алексей говорил спокойно, даже, казалось, флегматично. – Блокировка, обыск, арест. Юра рассказал на рынке.

– Торгует?

– А что ему остаётся? В четырёх стенах сидеть?

– Да понимаю я, это так.

Рымников налил всем, поёрзал на стуле, выпил.

– Позвонил одному вхожему. Может, завтра-послезавтра расскажет чего.

– Хорошо.

Куницын поднял рюмку:

– За Лену. Как-нибудь всё… От меня тут толку, сам понимаешь.

– Понимаю. Давай.

Чокнулись. В телевизоре футбол сменился конкурсом патриотической песни «Голос Родины». Юноша из Рязани чистым лемешевским тенором пел что-то про берёзовый сок. Очень душевно пел, закрывая глаза от переполнявших радостных чувств. Нет, не от чувств – просто слепой от рождения. Жюри было в курсе.

– Ладно, шагайте в баню, – Стольников выдал приятелям из холодильника две бутылки пива. – Я не пойду.