Ну, увидел и увидел. Надо пойти перекурить только. Так хочется, что просто труба.

5. 5. Гулико

Хлопнув водительской дверью, я включаю зажигание, сжимаю похолодевшими пальцами руль и так застываю, уставившись прямо перед собой.

Кажется, только сейчас делаю первый судорожный вдох. Перед глазами медленно рассеивается бурая пелена охватившего нервного возбуждения. Расфокусированный взгляд скользит по зданию кафе, гостиницы, парковке.

Это ведь был он, да?

Он стал совсем другим...

Лишь серые пронзительные глаза и кривая нахальная ухмылка выдавали в нем того восемнадцатилетнего мальчишку. И в первую секунду я решила, что обозналась. Что это подсознание так шутит со мной.

А потом он кивнул, здороваясь, и улыбнулся одними губами. Улыбнулся, а взглядом будто на костре сжег. И у меня, и правда, внутри всё вспыхнуло. И раскаянием, и обидой. И больше всего сожалением.

Мне так жаль, Лёв...

Если бы ты знал, как мне жаль! Но ведь ты тоже предал меня. Ты ведь знал, какая я была слабая. Знал, что мне на кого, кроме тебя, опереться. Знал и ушел.

Но ведь у тебя всё хорошо? Любимая работа, жена, сын... Все оказалось к лучшему, да?

Так что не смей теперь с такой холодной, затухшей злостью смотреть на меня. Не смей.

Мне так плохо стало от его взгляда, издевательски сочетавшегося с кривой ленивой улыбкой, что даже сил кивнуть не нашлось. Просто отвернулась.

Да и нужны ему мои приветы? Конечно, нет.

Что он тут забыл вообще? Десять лет не появлялся, и вдруг как черт из табакерки. Приведение.

Профиль жгло, шею ломило от желания повернуться и проверить, не почудился ли он мне всё-таки.

Но гордость перевесила. На автомате, мало что соображая, закончила разговор с Ксюшей и Павлом, и трусливо сбежала из кафе, прилагая неимоверные усилия идти ритмичнее, чтобы не заметил мою хромоту.

Только не он. Не знаю почему, но только не он. Глупо.

Судорожно выдыхаю, прикладывая ладонь ко лбу. С нажимом провожу по похолодевшей коже пальцами.

Так...

Надо успокоиться. И я дышу - дышу, пока тело не наливается привычной, равнодушной ко всему усталостью. У постоянной меланхолии есть свои плюсы - в ней сонно и спокойно.

Приехал, значит? Что ж...

Интересно, один или с семьей? За столиком был один, но может жена в туалет вышла?

Впрочем, какая мне разница, Господи?!

Главное теперь узнать, как долго он тут пробудет, чтобы на это время к дедушке в гости не приходить - можем нечаянно встретиться. Мы ведь - одна семья.

В этой мысли губы кривит холодная усмешка, и я, прежде чем начать выезжать с парковки, лезу в сумку за телефоном, чтобы прикрепить его на приборную панель. Но смарта не нахожу. Чёрт. Похоже, забыла его на барной стойке - так спешила побыстрее ретироваться.

Это что же? Мне опять идти туда?!

Чё-ё-ёрт!

От подобной перспективы стону в голос и бьюсь головой о руль. Замираю, прижавшись лбом к кожаной оплетке, сильнее стискиваю её пальцами. И, выдохнув, снова выхожу из машины.

Просто зайду и выйду, да?

Время близится к полуночи, и на улице царит зябкая ночная прохлада, пробирающаяся под тонкое платье. Обхватываю себя руками, просовывая ладони подмышки, пока бреду обратно к кафе. На ступеньках террасы приходится расцепить руки, чтобы схватиться за перила. Лестницы теперь - мой отдельный личный ад. Каждая ступенька как гвоздь в крышку гроба всего, чем я раньше жила.

Одна, вторая, третья...

На четвертой я застываю, перестав дышать, потому что дверь кафе распахивается и на пороге появляется Лёва.

Прямо передо мной.

Я вскидываю голову от неожиданности. Мой взгляд упирается в кадык на мужской шее, задевает твердую линию подбородка, плотно сомкнутые губы и останавливается, не в силах подняться выше, к глазам.