Бараки просуществовали довольно долго, и к тому времени, о котором идет речь, их имелось еще много. На Правом берегу постоянно строились новые дома, посему бараки активно расселялись и тут же сносились.

Но помимо бараков имелось еще более неблагоустроенное жилье. Именовалось оно землянками. Вообще-то говоря, считалось, что с землянками покончено, однако последние их них мозолили глаза всему Соцгороду, поскольку были расположены на Карадырке, напротив одной из самых оживленных городских магистралей. Склоны гор были усеяны примитивными жилищами, поднимавшимися одно за другим к вершинам, словно ступени. Землянки представляли собой врытый в грунт деревянный остов, между полыми стенами которого была засыпана земля. Крышей служил слой толя, положенный на обрешетку. Внутри имелась одна комната, в лучшем случае еще и сени, они же – кухня. Окна располагались почти вровень с землей. Обогревалась землянка печью, на ней же готовилась еда. Вот, пожалуй, и все. При землянке обычно находился крошечный огород, обнесенный ржавой жестью, отходами штамповки, старыми кроватными спинками. Имелось и подобие дворика, по которому бегала пара-другая кур. Кое-кто держал коз. Электричества в землянках не имелось, освещались керосиновыми лампами. Некоторые умельцы, на свой страх и риск, цепляли провода к какой-нибудь проходящей поблизости магистрали, благо вокруг их было в достатке, но очень скоро бдительные работники городских электросетей обрезали незаконную подводку.

Некогда внизу вдоль шоссе стояли ряды бараков, а при них имелись и магазин, и столовая, и даже баня, но теперь, когда бараки посносили, жителям землянок пришлось туговато. До культурных центров было порядочно. Одно радовало: у подножия хребта проходила трамвайная линия, и это весьма облегчало передвижение до нужных мест.

В наше время не у многих сыщется охота прозябать в трущобе, без простейших удобств и при этом посередине промышленного района. Скажем, до водозаборной колонки нужно было топать не меньше получаса, столько же приходилось идти до ближайшего магазина за хлебом. Однако и здесь имелись свои прелести. Летним вечерком обитатели землянок выползали посидеть на лавочке перед своей хибаркой, поглядывали вниз, на завод, над которым пылали зарева от сливаемого шлака, а то отправлялись на реку, до которой было рукой подать. И хотя при этом приходилось спускаться с кручи и преодолевать многочисленные железнодорожные пути, рискуя попасть под колеса маневрового тепловоза, однако вода была столь теплой, что старческие кости переставало ломить. По правде говоря, купаться здесь можно и зимой, поскольку в этом месте сбрасывались промышленные стоки. Другое дело, что назвать воду чистой было довольно затруднительно, однако жители Карадырки не особенно обращали внимание на это обстоятельство.

Вообще, жизнь в землянке как нельзя лучше подходила для той категории лиц, у которой возникали сложности при взаимоотношениях с законом или с властями. А таковых здесь оказалось довольно много. Во всяком случае, в свое время проблемы на этой почве имелись почти у всех.

Молодежи в землянках вообще не наблюдалось, люди средних лет попадались не часто, а обитали тут в основном старики. Зато кто тут только не встречался! Скажем, в самой настоящей беленой хатке с камышовой крышей, спрятавшейся в небольшом распадке почти на вершине горы, еще совсем недавно обитал тучный осанистый хохол Марко Ковтун, про которого говорили, что он служил адъютантом у Петлюры. Ковтун разговаривал с окружающими на непривычной местному уху смеси русского и украинского языков, но чаще молчал. Обычно летом он сидел на скамейке возле калитки, покуривал кривую трубку-носогрейку и смотрел в небеса. Другой примечательной личностью был Семенов, бывший белый офицер, воевавший у Колчака. Он отсидел положенный срок, а выйдя на свободу, приехал в Соцгород, где у него жила дочь. Однако с родным дитем он почему-то не ужился и потому построил землянку и обитал в ней вместе с толстой гражданкой неопределенных лет, откликавшейся на имя Соня. Семенов из землянки почти не выходил, день и ночь строча мемуары о своей пестрой жизни. Встречались здесь и иные смутные фигуры, чья жизнь была, может, и не столь примечательна, но тоже весьма причудлива.