Я оторвал взгляд от сына и посмотрел на Марту потемневшим от внезапно возникшего гнева взглядом.
— Может, вы что-то сегодня делали не так? — спросил у неё. — Надеюсь, вы не делали ничего такого, о чём потом можете сильно пожалеть?
— Господь с вами, Дмитрий Мстиславович! Что вы такое говорите? Да чтобы я и причинила вред этому чудесному созданию? Да никогда! — Марта всхлипнула от обиды. — Никогда так больше не говорите. Я люблю Филиппа – он чудесный мальчик, послушный. Но сегодня, видимо, у него плохое настроение.
— Прости, Марта. Я знаю, что ты не причинишь ему вреда, — сказал и вздохнул.
Это был несправедливый наезд на женщину.
Интересно, Филипп мог почувствовать, что его настоящая мама узнала о нём? Может, в этом причина его сегодняшнего дурного настроения?
11. Глава 10
* * *
Дмитрий
Поцеловал сына в лоб и протянул его Марте.
Почувствовав, что его отрывают от меня, Филипп немедленно запротестовал. Его сильное маленькое тело напряглось, он забрыкался и завопил так громко, что мои барабанные перепонки едва не лопнули.
Филипп невероятно был привязан ко мне, и я сам в этом чудесном малыше души не чаял.
Перевёл усталый взгляд на Марту и прижал к широкому плечу своего плачущего сына. При этом меня совсем не заботило, что ребёнок может испачкать мой элегантный костюм.
— Марта, дай бутылочку, я сам его покормлю.
— Держите, — протянула она бутылочку со смесью. — Может быть, с вами он хорошо поест.
Нежно, но твёрдо я устроил Филиппа у себя на руках и поднёс ко рту малыша бутылку с соской.
Филипп с удовольствием и жадностью ухватился за бутылочку.
Жадно пил, прикрывал глазки и успокаивался.
— Другое дело, — улыбнулась Марта. — А то совсем не хотел есть. Я уж переживала, что уснёт голодный.
Филипп съел всю смесь, что находилась в бутылочке.
Потом он устало потёр кулачками свои глазки и, широко зевнув, снова начал хныкать.
Пришло время менять памперс.
— Сейчас, мой родной. Сейчас папа всё сделает, и тебе будет хорошо, — сказал ласково и стянул с него памперс.
Надел на Филиппа чистый подгузник, а потом принял из рук Марты пижаму. Уверено, но мягко засунул его ручки и ножки в синий крохотный костюм. Застегнул на рубашке пуговки, натянул на него штанишки и, подняв сына, начал разглаживать пальцами его светлые волосы.
Нет нужды говорить, что Марта, Ника и та несчастная женщина были забыты.
— Филипп, ты — мой сын! — восторженно и гордо сказал я.
— Конечно он ваш, а чей же ещё! — рассмеялась Марта.
Вздохнул и кивнул. На мгновение забылся и едва не произнёс вслух то, что не должна слышать ни одна живая душа.
— Да, он мой, — повторил также уверено и повернулся к Марте. — Идите, отдыхайте. Я сам уложу Филиппа.
Марта уже привыкла ко мне и моим приказам, и знала, что я ненавижу самовольность и импровизацию, даже если это исходит из благих намерений. Каждый должен знать своё место, выполнять свою работу и делать так, как я говорю.
Раньше, Марта протестовала и пыталась навязать свою помощь, но после детального и красноречивого разговора, она поняла, как нужно вести себя в моём доме — подчиняться моему слову. Если я сказал, иди и отдыхай, то я не желаю при этом слышать, что она не устала и может помочь...