Столяров достал тяжелый золотой портсигар, размял папиросу. Прикурил от длинной толстой спички.
– Правильно мыслите, Иван Николаевич. Тут клубок такой, что и не знаешь, с чего начать. Но попробую. – Купец крепко затянулся. – Покойный господин Говорун, хоть и был уже политическим импотентом, в Ярославле и окрестностях полезные знакомства сохранил. И здесь, в Москве, устраивал выгодные сделки, протекцию оказывал, ну и прочие услуги. С которых, собственно, и кормятся все наши слуги народные.
Хмыкнув, Столяров продолжил:
– Деловые интересы у меня самые разнообразные. И в Ярославле мне как раз протекция потребовалась. Хотел я тамошним больницам да домам призрения продуктовые наборы для обедов поставлять. И цену предлагал неплохую, но без нужной смазки дело не шло. Обратился к Говоруну, он обещал посодействовать. И вот вчера вечером узнаю, что он, стервец этакий, контракт с больницами другому устроил. А с утра такие вот новости.
Столяров со злостью раздавил в пепельнице окурок.
– Весело годик начинается, – вздохнул Иван и попросил: – Вы продолжайте, Петр Фаддеич, давайте нам весь расклад. И соображения свои тоже давайте. Сами про клубок начали. А то, знаете ли, из Мира Духов мне сообщают, что вы серьезно недоговариваете.
Столяров продолжил:
– Шуму сейчас будет выше крыши. Он, собственно, уже начался. Столичная интеллигенция вон и крикуны из примиренцев шествием идти собрались. Европейских земель послы шум поднимают.
Купец поморщился.
– У самих упыри да «черные вдовы» по городам народ косят, то там, то тут пограничье прорывает, а туда же, учить! Словом, сейчас все на ушах стоять будут. А дела – они тишину и порядок любят.
Стас долго молчал. Купец недоговаривал, недоговаривал многое, ненужно мялся и потому вызывал все меньше и меньше доверия. Знал о нем Стас довольно много. Был купчина мужиком тертым, жестким, но, если верить тем, кто вел с ним дела, не подлым. Даже в особо безобразных пьянках с балеринами и певичками его не замечали.
А сейчас мялся, словно его на мальчике из хора застукали.
И Стас решил подлить масла в огонь.
– Петр Фаддеич, сами про клубок заговорили. Поздно останавливаться-то. Или говорите до конца, или давайте по десять монет, и мы пойдем. Вы сами согласились, что втемную не работаем. Выкладывайте все.
Купец остановился, посмотрел на Стаса. Взгляд был поначалу неприятный, но быстро изменился. Словно Столяров сначала одну личину пробовал, понял, что не подойдет, и тут же ее сменил.
– Был у меня Говорун. Незадолго до смерти. Сами ж знаете, у нас в одном конце города чихнешь, в другом здоровья пожелают.
– Или скажут, что обделался, – негромко сказал Иван и затушил в тяжелой пепельнице папиросу.
– Да уж, чаще так и скажут, – криво ухмыльнулся Столяров. Невеселая ухмылочка вышла.
– Вы продолжайте, Петр Фаддеич, а то мы из вас словно клещами правду тянем, – подбодрил купца Иван.
А Стас все молчал. Смотрел то на друга, то на купца. Ваня все правильно делал. А вот купец… Даже сейчас он игру вел. Непонятно только, какую.
– Да что ж говорить-то? Приходил он ко мне. О делах и не говорили вовсе. Явился как ни в чем не бывало, выспрашивать начал про пластинки, которые вы мне добыли. Мол, продай мне две-три, Петр Фаддеич, я Вареньке подарить хочу, она от всякой старой музыки без ума.
– Так, значит, – крякнул с досады Стас. – И вы, конечно, по доброте душевной согласились.
Купец кивнул.
– Ничего страшного для нас в этом не вижу, – невозмутимо откинулся на спинку кресла Иван, – ну купил. Ну продали вы их ему. Нам-то что?