– Не спится? – спросил Тьяго. Зуб лежал у него на ладони: похоже, Волк не собирался его отдавать.

– «Не спится», – передразнила Кэроу. – А что, кто-то спит в наши дни?

– Спят, если получается.

В его взгляде сквозила жалость – жалость!

– У меня такое тоже бывает, – мягко заметил он. Кэроу понятия не имела, о чем он, но ее разозлил ласковый тон.

– Я про кошмары, – пояснил Тьяго.

«А, про кошмары».

– У меня не бывает кошмаров.

Он не поверил.

– Кэроу, о себе нужно заботиться. Или дай другим о тебе позаботиться… – Он выразительно обвел взглядом комнату у нее за спиной.

Она попыталась загородить проход, чтобы и щели не нашлось в качестве приглашения войти.

– У меня все хорошо.

Он сделал шаг вперед: ей придется либо отойти, либо терпеть его близость. Кэроу не сдвинулась с места. Он был гладко выбрит и источал слабый аромат мускуса. Кэроу не знала, как Тьяго удавалось сохранять безупречный вид среди пыльных развалин.

Впрочем, любая химера с радостью примчалась бы услужить Белому Волку. Его помощница, Шеста, наверное, и причесывает его волосок к волоску. Желания генерала угадываются с полуслова: не успевает он и рта раскрыть, как уже все выполнено.

Сейчас он возжелал войти к ней в комнату. Кто угодно уступил бы ему при первом же намеке, только не Кэроу, хотя из-за близости Тьяго ее сердце затрепетало, как у птички.

Он, не настаивая, внимательно посмотрел на нее. Кэроу знала, как выглядит: бледная, мрачная, исхудавшая до костей. Ключицы торчат, коса растрепана, черные глаза лихорадочно блестят от усталости. Тьяго впился в них взглядом.

– Все нормально? – скептически переспросил он. – Даже тут? – Он провел пальцами по бицепсу, и Кэроу отшатнулась, жалея, что на ней майка без рукавов. Она не хотела, чтобы ее синяки видели другие, особенно он; она не хотела выглядеть слабой.

– Все нормально.

– Ты бы попросила о помощи, если бы тебе было нужно? Тебе нужен помощник.

– Не нужен мне…

– Просить помощи – не значит признавать слабость. Даже у Бримстоуна были помощники.

Ее сердце сжалось.

Бримстоун. Да, у него были помощники, в том числе и Кэроу. Где же она была, когда его пытали, резали, жгли? Чем занималась, когда убийцы-ангелы сторожили его изуродованные останки, пока душа не исчезнет?

Исса, Ясри, Твига, все жители Лораменди… Где была она, когда их души покинули плоть и растворились в небытии?

Они погибли, Кэроу. Слишком поздно. Они все погибли.

Месяц назад в Марракеше эти слова разрушили ее счастье. За миг до того они с Акивой разломили ее амулет, птичью косточку-дужку, в которой Бримстоун сохранил воспоминания, и вся жизнь Мадригал вернулась к Кэроу. Она почувствовала, как обжигала плаха, когда палач занес топор. Она услышала истошный вопль Акивы, будто эхо крика тоже хранилось в амулете.

Восемнадцать лет назад ее убили. Бримстоун втайне воскресил ее, и она жила человеческой жизнью, не зная о прежней. В Марракеше прошлое вернулось, она проснулась, вынырнула в середине новой жизни: с обломком косточки в руке и – чудесным образом – рядом с Акивой.

Они нашли друг друга через миры, расстояния, жизни. Это ошеломляло. В то кристально чистое мгновение Кэроу познала истинное счастье.

Счастье разрушили слова Акивы, исполненные глубочайшего стыда и горького раскаяния.

Все погибли.

Она не поверила. Разум не допускал такой возможности.

Следуя за изувеченным ангелом Разгутом через небеса Земли в Эрец, она отчаянно надеялась, что слова Акивы – неправда, что не может быть такого. Потом она нашла город, и… города не было. Она до сих пор не могла поверить в случившееся. Она