Меня сбил с пути один из носильщиков, который запутался сам, хотя круглая масса Нгозо была хорошо видна с высот к востоку от нее, по которым мы шли.

Партия арабов, услышав о нашем приближении, убежала. Они не доверяют англичанам, и такое их поведение поднимает наш вес в глазах негров. 11°18́10́́ южной широты.

11 июня. Носильщики отказываются идти дальше, так как, по их словам, боятся, что на обратном пути их здесь захватят охотники за рабами.

12 июня. Расплатился с носильщиками и жду партии отсюда. Меня посетил почтенный человек по имени Макалойя, или Импанде; он хотел задать мне несколько вопросов: куда я направляюсь, сколько времени я пробуду в путешествии. От человека из Ибо (или Уибо) он слыхал о Библии, большой книге, к которой часто обращаются.

13 июня. Пришел Макалойя с женой и принес немного зерна. Сказал, что отец говорил ему о Боге только то, что он существует, но ничего больше. Знаки на лбу и на теле у местных жителей служат для придания красоты танцующим; видимо, это нечто вроде орнаментального герба, по татуировке они могут сразу определить, к какому племени или части племени принадлежит человек. Татуировка, или тембо, матамбве и маконде с верховьев реки очень похожа на рисунки древних египтян; волнистые линии вроде тех, которые у древних обозначали воду, а также значки наподобие квадратов, оконтуривавших символ деревьев и садов, по-видимому, когда-то указывали на жителей берегов Рувумы, занимавшихся земледелием. Сын заимствует татуировку от отца, и таким образом она сохраняется издревле, хотя смысл ее сейчас, видимо, утерян. У макоа рисунок изображает месяц или почти полную луну; сами они говорят, что это чисто орнаментальная фигура. В надрез втирают какое-то синее вещество (мне сказали, древесный уголь), и рисунок выступает очень резко у людей со светлой кожей, которые, между прочим, встречаются часто. Макомбе и матамбве запиливают передние зубы в виде острия, мачинга и вайяу оставляют по выступу на каждом краю зуба и выбивают по одному из средних резцов вверху и внизу.

14 июня. Я сейчас нахожусь в такой зависимости от носильщиков, как если бы не покупал ни одного вьючного животного; впрочем, это малоинтересно и не заслуживает упоминания в дневнике. Выступили к Метабе, чтобы выяснить там, не даст ли нам вождь людей. Вождь Китванга сопровождал нас на большом участке пути, затем повернул назад, сказав, что он намерен завтра достать носильщиков для Мусы. Прошли у основания круглых массивов Нгозо и Меканга; думаю, что горы эти возвышаются над равниной на 2000, а может быть, и на 3000 футов. Горы почти голые, только в отдельных, не слишком крутых местах они поросли своеобразным травянистым растением. Говорят, что жители хранят в горах запасы зерна, а, по словам вождя, на одном из массивов имеются источники воды. Вождь не знает, есть ли в стране старинные каменные постройки. Прошли мимо выходов железистого конгломерата; я заметил, что гнейсы большей частью имеют падение к западу, временами наблюдается простирание на север и на юг, иногда на восток и на запад.

Спали на берегу Рувумы выше водопада, там находится сравнительно спокойный участок течения шириной в сто пятьдесят – двести ярдов, на котором поселилось стадо бегемотов. Когда река во многих местах становится переходимой вброд, что, как говорят, бывает в августе и сентябре, бегемотам, наверное, приходится трудно.

15 июня. После трехчасового перехода от места ночевки на Рувуме пришли в Метабу. Вождь Метабы Киназомбе, пожилой человек с хитрым и суровым выражением лица и с носом ассирийского типа, выстроил большой дом для приезжих, в нем живет несколько арабов-полукровок. У очень многих здесь есть ружья. Поразительно огромное количество ярм для привязывания рабов за шею валяется на дороге, брошенные там, где несчастные сдались и заявили, что потеряли всякую надежду убежать.