Мне, пожалуй, нравится чувствовать, что я должна зарабатывать деньги, но категорически не нравится работать в офисе и занимать какой-либо руководящий пост. Мне не нравится быть на зарплате у других людей. Это, конечно, одна из причин, по которой я люблю писать для нашего издательства. Но свобода, полагаю, становится очередным фетишем. Эти бессвязные размышления я нацарапала в божественный, хотя и ветреный день; собираюсь почитать «Анну Каренину» [Толстого], а потом поужинать в трактире с Розой Маколей – не самое веселое развлечение, но, пожалуй, неплохой опыт.
Сегодня утром, когда Л. разговаривал с Мейнардом, в комнату вошла Лидия, чтобы показать мужу свои туфли-зебры, которые стоили 5 фунтов и 8,5 шиллингов; по словам Л., они были из кожи ящерицы. Любопытно, как подобные моменты разрушают формальность обстановки и меняют атмосферу.
27 марта, суббота.
Продолжение: не знаю, зачем мне рассказывать историю «Nation», ведь она не играет большой роли в нашей жизни. Однако Леонард встретил Фила Бейкера, который сказал, что он легко заработает £300, если захочет, на должности лектора в школе экономики327. Тем же вечером Л. рассказал мне об этой возможности, а затем мы, несмотря на ветер, отправились ужинать с Розой Маколей в «пивную», как я ошибочно назвала заведение. Там был десяток второсортных писателей во второсортной одежде: Линды328, Гоулды329, О’Донован330 – нет, не стану я в порыве лицемерной гуманности причислять к ним и Вулфов. Л., кстати, надел свой красно-коричневый твидовый костюм. Потом началась болтовня-трескотня, словно ощипанные куры кудахтали на старом дворе. Дело в том, что у нас не было общих интересов, за исключением литературы, и, хотя я люблю часами говорить о ней с Дезмондом или Литтоном, когда дело доходит до клевания зерен с этими активными жилистыми птицами, у меня встает ком в горле. Что вы думаете о Готорнденской премии331? Почему Мейсфилд332 не так хорош, как Чосер333? Или почему Джерхарди334 не так хорош, как Чехов335? Как мне обсуждать подобные темы с Джеральдом Гоулдом? Он запоем читает одни только романы, а три года назад взял отпуск и гордился тем, что не открывал ничего, кроме Чехова; чтобы все понять о романе, ему якобы достаточно первой главы. Сильвии, Джеральды, Роберты и Розы – все они звонко переговаривались за столом. Дородная женщина по фамилии Гоулд в течение вечера становилась все более и более пунцовой. Не расслышав, я переспросила: «Боже правый?», – когда мистер О’Донован сказал «побережье справа». Расположившись на низком диванчике в прохладной, подземной, наполненной весельем и здравомыслием комнате Розы, я беседовала с культурным молодым человеком, который оказался Роджером Хинксом336, сотрудником Британского музея, умеренным эстетом, этакой разновидностью Ли Эштона, но, слава богу, не второсортным журналистом. Весь вечер я твердила себе: «Слава богу, что я выбралась из этого, из “Nation”, и что я больше не в одной обойме с Розой, Робертом и Сильвией». Эти тонкокожие люди такие «милые», «добрые», респектабельные, умные и осведомленные.
Наш вчерашний вечер у Нессы едва ли можно считать одним из лучших. Л. и Адриан были молчаливы и саркастичны; старик Сикерт