Сегодня я сняла футболку и долго разглядывала себя в зеркало. Грудь не растет, хоть плачь. Какие-то жалкие бугорки. Я нашла в шкафу мамин бюстгальтер, надела его, а сверху натянула свою футболку. Чашечки, прижатые трикотажем, провалились, и на моей груди вместо соблазнительных выпуклостей образовались два кривых кратера от вулкана Этна и вулкана Везувий. В общем, последний день Помпеи…

На физкультуру я тогда так и не пошла. Поскольку это был первый урок «физры» в новом учебном году, моего отсутствия никто не заметил, но дальше так, конечно, продолжаться не сможет. Елизавета Максимовна всегда зорко следит за посещаемостью, чтобы вовремя просигнализировать родителям и принять соответствующие меры.

Я достала из шкафа два легких шарфика и, задрав футболку, запихала их в чашечки бюстгальтера. Зажмурилась, опустила футболку и с замершим сердцем открыла глаза. Ну вот! Совсем другое дело! Я была бы не хуже Шевченко, если бы не… Но пока я хуже. Я хуже всех. Я специально потихонечку разглядывала наших девчонок по очереди. Даже у худющей Ольги Семеновой сквозь трикотажную кофточку проступает застежка бюстгальтера, а у меня… Уродина! Страшилище! Средний род!

Конечно, есть еще Галя Долгушина. Тоже не подарок. Но ее наличие в нашем классе меня абсолютно не утешает.

Сегодня буквально на всех переменах девчонки опять обсуждали парней. Я была права: Игорь Александров нравится всем. Конечно, никто об этом прямо не говорил, но все было ясно по тем словам, которые в адрес его звучали: Игорь то, да Игорь се, да как он классно играет в теннис, да какие на нем моднючие джинсы… Можно подумать, что больше и поговорить не о чем. Я попыталась перевести разговор на то, что совсем обалдевшая англичанка уже назначила первую самостоятельную, так девчонки вместо самостоятельной принялись обсуждать серьги англичанки. Серьги, конечно, красивые. Я и сама обратила на них внимание. Но нельзя же все время говорить только о парнях, нарядах и украшениях.

Когда мама пришла домой с работы, я ее спросила, нельзя ли мне проколоть уши.

– Это еще зачем? – спросила мама, будто не знает, зачем прокалывают уши.

– У нас почти у всех девочек есть серьги, – объяснила ей я. – У некоторых даже по несколько пар. Золотые, серебряные… Стальные тоже бывают ничего… Оригинальные.

– Сначала научись убирать за собой постель, а потом уже будем говорить о серьгах, – рыкнула мама.

Не понимаю, почему непременно надо рычать?! Почему нельзя говорить спокойно?!

– При чем тут постель? Я сегодня просто не успела! – с обидой в голосе крикнула я.

– Ты постоянно не успеваешь!

– Ничего не постоянно! Я вообще не вижу связи между серьгами и постелью.

– А я вижу! Серьги – это принадлежность уже взрослой девушки, а у тебя еще сплошное детство!

Я не знала, что она имеет в виду: неубранную постель или мою детскую фигуру. А спрашивать не стала, потому что и так уже с трудом боролась со слезами. Неужели я тоже стану такой же бессердечной, когда вырасту? Неужели я так же буду унижать собственную дочь? Ни за что! Вот если бы я была собственной матерью, то обняла бы меня и сказала:

– Давай, доченька, купим тебе серьги попозже, а то сейчас совершенно нет на них денег.

Это же совершенно другое дело, когда нет денег. Можно и другую подобную причину придумать уважительную. В таком случае даже и обмануть не грех. Главное ведь, чтобы не было обидно. Но мама почему-то все время пытается уколоть меня побольнее. И что я ей такого сделала? Может быть, она меня не любит? Да, скорее всего, она меня не любит. Наверно, такую уродину нельзя любить…