Дома его обожгла мысль: может, и не надо было давать булку? Мама говорила, что нищие лишь притворяются, а сами наживаются на доверчивых людях. А многим эти деньги только на выпивку нужны. Этот дядька посмеется над Даном, а сам выбросит слойку в урну. Ну и пусть! Изнутри полыхнуло. Не будет он стыдиться своего поступка. Если этот дядька из тех, про кого рассказывала мать, пусть ему будет стыдно, а не Дану.

Он включил духовку, посолил и поперчил грудку и сунул ее запекаться. Поставил воду под макароны и снова чайник – пора перекусить. В школе в столовую не пробиться, да и еда там так себе. Несколько раз у Дана была после нее изжога, так что к четырем дня хотелось не есть, а жрать. Он пожарил сухой хлеб по найденному в сети рецепту и проглотил три куска под чай. Голод немного унялся. Как раз чтобы дотерпеть до полноценного обеда.

Дан уселся за компьютер – он договорился с Мироном и Платоном, что войдет в игру полшестого. Мирон и Платон остались в его прежней жизни и в старом дворе. Но расстояние не помеха: час езды на метро, полчаса на автобусе – в одну сторону. В оба конца – три часа. И тогда понимаешь, насколько огромна Москва. Она расползлась во все стороны, подмяв под себя ближайшие деревни. Одновременно яркая и блеклая, парадная и повседневная – Дану было сложно думать о Москве как о едином пространстве.

Раньше городом был район, где Дан родился и вырос. Район ограничивался сперва домом и садиком, затем вобрал в себя школу и близлежащие магазины. Когда Дан с родителями отправлялся в цирк или музей, он никак не мог осознать, что после такого долгого пути они все еще находятся в Москве. Он постоянно спрашивал: «А где мы сейчас?» Понимание, что это тоже Москва, не хотело вмещаться в него.

В пятнадцать лет Дан с Платоном и Миром, как между собой они называли Мирона, начали шастать по городу. Родители не возражали. Но не потому, что они уже погрузились в бесконечные нападки друг на друга и до сына им не было никакого дела. Как-то раз Дан подслушал телефонный разговор матери с подругой: «Ну не привязывать же мне его к подолу. Пятнадцать лет парню, почти взрослый… Да, страшно, но хуже, если вырастет маменькиным сынком».

Она потом поговорила с ним с глазу на глаз, сказала, что доверяет, потому что знает, что у него есть голова на плечах. Отец – тот не доверял, и Дан понимал почему. Отец и сам был когда-то пятнадцатилетним и хорошо знал об опасностях, подстерегающих даже самых благоразумных парней. Но и отец не препятствовал перемещениям сына по городу, за что Дан был ему благодарен. Мать и отец выступили здесь единым строем. Даже поссорились с бабушкой, которая начала ругаться, что Дану слишком много воли дали.

Дан пододвинул игровую клавиатуру и мышку – сам на них заработал, – надел наушники и соединился с друзьями. На счет «два-три» они одновременно вошли в игру.

– Прикрой слева! Да что ты, лопух, тормозишь, меня сейчас же подобьют! – Они привычно общались в чате.

Два часа пролетели незаметно. Дан с сожалением вышел из игры, договорившись повторить сеанс в половине десятого. Хлопнула дверь – вернулась мама. Она не сразу прошла в комнату. Долго возилась в прихожей, снимая обувь.

– Я суши купила, – она протянула Дану пакет. – Взяла «Калифорнию».

Дан заглянул внутрь: в пакете лежала упаковка суши (шесть штук), соевый соус, васаби и имбирь. На один зубок.

– А ты? – На двоих еды было маловато. Да и на одного тоже, мама явно не учла волчьего аппетита сына.

– Что-то не хочется… – Мама отправилась в свою комнату.