Преподобный Тимберлейк провел красивую и простую службу – без лишних подробностей: кому нужны имя покойной и факты ее биографии. Затем паства (состоявшая в основном из сотоварищей Одасии, постояльцев дома для престарелых, которым сказали, что их везут на экскурсию в Маргейт) отправилась к нам домой на поминки, где я, прежде чем разлить чай, прочла скорбящим самолично сочиненное стихотворение.
Наверное, это была плохая идея – поручить Стивену готовить пунш, пока все остальные были в церкви, но в целом, если не считать капризных требований Стивена подать ему шезлонг и его же громкого храпа, все прошло удачно. Однако, когда я уже ничего не ждала от сегодняшнего вечера, в дверь позвонили. К моему изумлению, на пороге стоял американский доктор из дома для престарелых – мы едва не касались друг друга. Промокшая рубашка плотно облегала его крепкую, мускулистую фигуру.
– Привет, – поздоровался он, отряхиваясь. По его точеным скулам струилась вода, капая на пол с мощной квадратной челюсти. – Могу я войти, на улице дождь.
– Дождь?… А я и не заметила.
Я провела гостя в ванную, дала ему полотенце и одну из наиболее приличных футболок Стивена.
– Доктор Хаусманн, – представился он, выйдя из ванной и протягивая мне свою крупную ладонь. – Доктор Лори Хаусманн.
Как же он разительно отличался от Стивена – шикарный, образованный, трезвый… Я пожала его руку и почувствовала, как между нами проскочила искра.
– О, простите, – сказала я. – Это все из-за нейлоновых полотенец.
Доктор улыбнулся:
– Послушайте, я должен был вас увидеть.
– Правда? – Мой голос почему-то звучал немного тоньше, чем обычно.
Затем доктор поведал причину своего визита. Его рассказ ошеломил меня. Оказывается, женщина, с которой я беседовала в доме для престарелых, вовсе не приходилась мне двоюродной бабкой и не звалась Одасией – на самом деле ее звали Мод Бленкинсопп, и до выхода на пенсию она трудилась регулировщицей движения при школах и детсадах. Месяц назад она воображала себя Боудиккой.[29] Администрация дома для престарелых утаила от меня правду, потому что их бюджет трещит по швам в связи с постоянно возрастающими похоронными расходами, и они были только рады свалить на нас со Стивеном хлопоты о покойнице. Доктор Хаусманн случайно об этом узнал и счел своим долгом немедленно поставить меня в известность.
Задним числом я понимаю, что у меня должны были возникнуть подозрения: все эти имена на моем семейном древе – Луи Пастер, Мэрилин Монро, Шерлок Холмс… Я вздохнула. Моя жизнь опять утратила смысл. Я обманута кухонным полотенцем.
Не зная, что сказать, я предложила доктору чаю. Он посмотрел на часы.
– Боюсь, мне пора, – с сожалением произнес он сочным трансатлантическим голосом. – Меня переводят обратно в Лос-Анджелес. Самолет вылетает через час. – Затем он нежно поцеловал меня в щеку. – Искренне надеюсь, что мы еще увидимся.
С этими словами он ушел. Прочь из моего дома. Прочь из моей жизни. Закусив губу, я долго смотрела сначала на спящего Стивена, потом на дверь. «Черт, – подумала я, – надо было попросить его вынести мусор».