– Вася, тебе в школе нравится? – опять пристала я к сыну.

– Нравится, – сказал он.

– Тебе интересно?

– А это как?

– Ну, это когда тебя что-то удивляет, радует и хочется придумать что-то свое.

– Эх, мама, вот если бы мы были рыбами, а учительница – акулой, было бы интереснее. Или если бы нам вместо каши давали лягушек, тогда бы было интересно. А так что придумаешь? Уже все за нас придумали. Только девочка меня спасает.

– Какая девочка?

– Которая передо мной сидит. Я забыл, как ее зовут.

– И как она тебя спасает?

– А когда я ее пеналом по голове бью или линейкой, она очень смешно делает – ложится на парту и голову закрывает. Даже когда я ее не бью, а только руку поднимаю, она сразу на парту ложится.

– А зачем ты ее бьешь? Девочек нельзя бить.

– Но ей же нравится. Если бы не нравилось, я бы не бил. Мы так играем.

– Ты мне покажешь эту девочку?

– Нет, не покажу.

– Почему?

– Она тебе не понравится.

– С чего ты взял?

– Тебе же Настя нравится. А эта девочка, она совсем на Настю не похожа.

– А тебе кто нравится – Настя или эта девочка?

– Вообще-то Настя. С ней хоть подраться можно. Знаешь, она какая? Я ее пеналом ударил, и она меня ударила. Я ее линейкой. И она меня линейкой. Сильно, – пустился в воспоминания сын. – Но Настя далеко сидит. А эта девочка рядом. Я же не могу выбирать.

– В каком смысле? – перепугалась я. Я решила, что у Васи начались проблемы с девочками.

– Ну, парту. Я же не могу выбирать себе парту. Кстати, у меня хорошая парта. Знаешь, что я на ней написал?

– Что?

– Кикимора.

– На партах писать нельзя, – сказала я.

– Где-то я уже это слышал, – задумался ребенок.

– А что еще новенького?

– Мама, ну что там может быть новенького? Там уже все старенькое. Даже учительница.

Это какой-то кошмар. Организм отказывается перестраиваться. Я больше не могу вставать по утрам! Хочу спать! Все время хочу спать! Мне кажется, я так не хотела спать даже тогда, когда Вася был младенцем. А младенцем он был чудовищным – неспящим и орущим. Конечно, я тогда была моложе, азартнее и здоровее. Но по моим подсчетам, у меня уже должна была начаться старческая бессонница – когда просыпаешься в пять утра и не можешь уснуть. Но она почему-то не начинается. А так много успела бы сделать.

Смотрели с Васей «Смешариков». Так там заяц Крош засыпает от хлопка в ладоши. И все время спрашивает: «Почему я вырубаюсь?» Вот я тоже хожу, как Крош, и спрашиваю у мужа: «Почему я вырубаюсь?»

Утром муж сказал, что сам соберет ребенка. А я могу не вставать.

– Спи, спи, – заходит он на цыпочках в спальню, – только скажи, какую ему рубашку надевать.

Выбор небольшой – две штуки. И Вася – не девочка. Ему вообще по фигу, в рубашке он пойдет или в пижаме.

– Спи, спи, – опять зашел муж, – а где стоит молочный суп на завтрак?

– В холодильнике.

– Я его там не нашел.

Встала, достала молочный суп, разогрела, нашла рубашку. Заснуть снова не получилось.

Муж отвел сына в школу. Вернулся.

– Как дошли? – спросила я.

– Знаешь, его так жалко. Ноги заплетаются. Упал в траву. Лежал и не двигался. Что там в его портфеле? Вася даже встать не мог под таким грузом. Я его за шкирку поднимал.

Я живо представила эту картину. Лежит мой мальчик, уткнувшись носом в асфальт, под грузом знаний.

– Надо ложиться спать раньше, – сказала мне мама. Я ее чуть по телефону не укусила. Как будто я сама не знаю, что надо делать.

Утром я вообще сама не своя. Сегодня надо было позвать ребенка завтракать. Я с недосыпу забыла, как его зовут. Пришла в комнату и говорю:

– Как зовут?